сучки на доске, живот мягкий, в складках, бёдра широкие, между ног — тёмный треугольник волос, а под ним — розовая, влажная щель, уже блестящая от желания. Дед стащил рубаху — кожа у него загорелая, в морщинах, грудь впалая, руки жилистые, штаны спустил, и его ствол вывалился: толстый, узловатый, с багровой головкой, вставший, подрагивающий, с каплей мутной влаги на кончике. Я скинул свои тряпки — тело молодое, худое, но жилистое от работы, грудь гладкая, а в паху — тёмные волосы, член мой торчал, длинный, твёрдый, с блестящей головкой, уже влажной от предвкушения.
Бабушка легла на спину, раздвинула бёдра, её щель раскрылась, мокрая, горячая, розовые складки блестели в полумраке. "Иди ко мне", — шепнула она мне, голос хриплый, зовущий. Я рухнул на неё, вошёл сразу, глубоко, её тепло обхватило меня, как рукавица, и она застонала — низко, протяжно: "Оххх, вот так, глубже давай". Её грудь колыхалась подо мной, тёмные соски тёрлись о мою кожу, пот стекал по её шее, я вгонял себя, чувствуя, как она сжимается, мокрая, жадная. Я дышал тяжело, жар в груди нарастал, её стоны — "Ммм, да, вот так" — гнали меня вперёд.
Дед стоял рядом, пыхтя, его узловатый ствол дрожал в руке, багровая головка лоснилась. "Давай, старый, не стой", — выдохнула она, и он шагнул к ней, сунул ей в рот. Она взяла его губами — шершавыми, жадными, — и начала сосать, причмокивая, пока я двигался в ней, грубо, жадно, как бык на пастбище. Её тело дрожало, складки живота тряслись, я чувствовал, как её щель течёт, обволакивая мой член, и рычал от кайфа. Дед хрипел, его толстый ствол скользил в её рту, багровая головка блестела от слюны, он сжимал её волосы, пыхтя: "Соси, старая, давай".
"Меняй", — буркнул он, и я вылез, мой член блестел, липкий от её соков. Дед лёг на неё, вошёл резко, его жилистые руки сжали её бёдра, кровать затряслась, скрипя, как телега. Его узловатый ствол вбивался в её щель, мокрая, розовая, растянутая, она стонала громче: "Оххх, старый, сильнее!" Я смотрел, как он пыхтит, пот капает с его морщинистого лба, и не выдержал — пристроился к её лицу. Она открыла рот, взяла мой твёрдый член, её губы обхватили головку, язык тёрся, шершавый, горячий, и я задвигался, чувствуя, как она сосёт, жадно, с хлюпаньем.
Мы двигались втроём, потные, жаркие: я в её рту, дед в её теле, она стонала глухо — "Ммм, оххх, оба давайте" — грудь тряслась, бёдра дрожали, пот стекал по её складкам. Дед выдохнул, кончил в неё с рыком, его ствол пульсировал, выплёскивая густое, белое семя, оно текло из её щели, мутное, липкое, капало на простыню. Я схватил её, поставил на четвереньки, её мягкий живот свисал, щель текла — смесь её соков и дедовой спермы стекала по бёдрам, белёсая, тягучая. Я вошёл сзади, грубо, шлёпая по её мягким ягодицам, она застонала: "Оххх, щенок, давай!" — и сжималась вокруг меня, пока я не излился в неё, добавив своё, горячее, оно смешалось с дедовым, вытекая наружу, липким ручейком.
Дед сел перед ней, сунул ей свой обмякший, но ещё тёплый член, покрытый её слюной и остатками спермы, и она лизала его, причмокивая, пока я отходил, задыхаясь. Мы рухнули на кровать, потные, липкие. Её тело — мягкое, зрелое, с тёмными сосками и влажной щелью, из которой текла смесь нашей спермы, белая, густая, капала на простыню — лежало между нами. Дед — жилистый, с узловатым стволом, что теперь отдыхал, липкий от её рта,
Ещё одна возбуждающая измена