да радио бубнило про погоду. После он сидел за столом, листал учебник, но мысли путались — её ночнушка, тонкая и без трусов, мелькала перед глазами весь день. Она гремела посудой на кухне, напевая что-то про "Катюшу", а он украдкой смотрел на её силуэт через дверной проём.
Ночь наступила тихо. Свет погас, радио замолчало, и в комнате остались только тиканье часов да шорох ветра. Женя лёг на раскладушку, натянул одеяло до подбородка, но сон не шёл. Он ждал её храпа — громкого, привычного, как сигнал. Когда она захрапела, он закрыл глаза, вспомнил её грудь под ночнушкой, её бёдра, когда она наклонялась у верёвки, и рука сама скользнула под трусы. Раскладушка скрипела, он старался тише, но желание было сильнее страха.
Храп прервался. Галина Ивановна заворочалась, села на диване, и в полумраке он увидел её — ночнушка сползла с одного плеча, обнажив тяжёлую грудь, сосок тёмный, почти чёрный, на фоне бледной кожи. Свет фонаря пробивался сквозь шторы, рисуя её силуэт — массивный, чуть сутулый.
— Женя, опять ты? — сказала она тихо, голос хрипловатый, но без злости. — Не спится тебе, что ли снова?
Он замер, рука под одеялом, сердце заколотилось. — П-простите… — начал он, но она встала, скрипнув диваном, и подошла к нему. Ночнушка колыхалась, и он заметил, что под ней ничего нет — только её тело, тёплое, близкое.
— Да чего уж там, — хмыкнула она, садясь на край раскладушки. Та жалобно прогнулась под её весом. — Вижу, как ты на меня пялишься, когда бельё вешаю. Всё неймётся?
Женя не ответил, только сглотнул, чувствуя, как лицо горит. Она откинула его одеяло, посмотрела вниз — он лежал в трусах, член топорщился под тканью, и она вздохнула, покачав головой.
— Ладно, раз так хочешь, — сказала она спокойно, будто речь шла о лишней порции каши. — Давай уж дальше, чем руками. Только не шуми, соседи у нас ушлые.
— Ч-что? — выдавил он, глаза расширились, но она уже стягивала ночнушку через голову. Ткань шуршала, цепляясь за её плечи, и упала на пол. Она осталась голой — впервые он видел её полностью, безо всяких преград.
Её тело было старым, но живым. Кожа — бледная, с мелкими морщинами и пигментными пятнами, обвисшая на руках и животе, с глубокими складками. Груди — огромные, тяжёлые, свисали почти до пупка, соски большие, тёмные, чуть сморщенные от возраста. Живот был мягким, круглым, с тонкими растяжками, а ниже — густой треугольник седых, почти белых волос, прикрывающий её влагалище. Оно было волосатым, неухоженным, с тёмными складками, выступающими из-под растительности. Бёдра — толстые, с целлюлитом, переходили в массивные ягодицы, которые колыхались, когда она двигалась. Она пахла мылом "Хвойное", вареньем и чем-то терпким, естественным — запахом старости и жизни.
Женя смотрел, не в силах отвести взгляд. Это было не красиво в привычном смысле, не как в журналах, которые он видел у одногруппников, но его тело реагировало — член напрягся ещё сильнее, и он чувствовал, как жар заливает всё внутри. Она заметила это, посмотрела на его трусы, где ткань натянулась, и хмыкнула.
— Ну что, шустрый, — сказала она, потянув резинку вниз. Трусы сползли, и его член — молодой, твёрдый, с красной головкой — оказался на виду. Она посмотрела на него без удивления, только уголки губ дрогнули. — Ничего себе, молодой и красивый.
Он дрожал, не зная, куда деть руки, но она взяла всё в свои. — Ложись сюда, — сказала она, похлопав по дивану. — Раскладушка нас не выдержит, развалится.
Летняя забава 2.Продолжение истории