надеялся, что Галина Ивановна не слышала скрипа раскладушки ночью и не заметила ничего странного. Умывшись, он вернулся, быстро проглотил бутерброды, запил чаем и начал собираться. Рюкзак, учебники, тетради — всё было на месте. Галина Ивановна наблюдала за ним, стоя у кухонной двери.
— Удачи там, на учёбе, — сказала она напоследок. — Не задерживайся, домой к шести приходи, я борщ сварю.
— Хорошо, — буркнул Женя и выскочил за дверь, чувствуя облегчение от того, что остался один.
Галина Ивановна проводила его взглядом, пока шаги не стихли на лестнице, и вернулась в комнату. Она начала убирать — поправила свой диван, сложила ночнушку в шкаф, а потом взялась за раскладушку Жени. Одеяло было смято, подушка сбита в угол, и она, привычно расправляя ткань, заметила небольшое пятно — чуть влажное, с характерным запахом. Галина Ивановна замерла на секунду, потом хмыкнула и покачала головой. "Ну и ну, шустрый какой, " — подумала она, но в её мыслях не было ни злости, ни осуждения. Она знала, что такое молодость, гормоны, одиночество. Муж её, бывало, тоже в молодости шалил, да и сын, пока жил дома, не раз оставлял такие "улики".
Она постояла, глядя на пятно, и решила ничего не говорить. "Пусть живёт, парень хороший, " — сказала она себе, убирая одеяло в угол. Потом пошла на кухню, достала кастрюлю и начала чистить картошку для борща, напевая под нос старую песню про "Калинка-малинка". День обещал быть обычным, но в квартире теперь было чуть живее — с Женей, его стеснительностью и его маленькими тайнами.
День в техникуме прошёл как в тумане. Женя сидел на задней парте в аудитории с облупленной краской, слушая лекцию по основам радиотехники. Преподаватель, пожилой мужчина в мятом пиджаке, монотонно бубнил про резисторы и конденсаторы, а Женя старательно конспектировал, хоть мысли и путались. Одногруппники шептались, кто-то рисовал в тетради, а он чувствовал себя чужим — тихим парнем из посёлка, который ещё не обвыкся в этом гудящем городе. После лекций была практика в мастерской, где пахло канифолью и горелым проводом, но он справился — руки помнили, как паять, ещё с кружка в школе. К шести вечера он, уставший, но довольный, шёл домой с рюкзаком на плече, вдыхая холодный воздух с примесью угольного дыма.
Дверь квартиры встретила его скрипом и запахом борща. Галина Ивановна была на кухне — гремела кастрюлями, напевая что-то про "Ой, мороз, мороз". Женя разулся, повесил куртку на гвоздь в прихожей и прошёл в комнату. Там, на верёвке, натянутой между шкафом и окном, сушились её огромные трусы — белые, с начёсом, такие большие, что закрывали полшторы. Он замер, покраснел и быстро отвёл взгляд, чувствуя, как жар заливает шею. Это было слишком личное, слишком близкое, и он ещё не привык к такому быту — где всё на виду, где нет стен, чтобы спрятаться.
— Д-да, сейчас, — отозвался он, бросив рюкзак на раскладушку. Он умылся, сел за стол, и она поставила перед ним тарелку с дымящимся борщом и кусок хлеба. Сама присела напротив, подперев щёку рукой.
— Ну, как там в техникуме? — спросила она, глядя на него с интересом.
— Молодец, — улыбнулась она. — Смотрю, ты парень серьёзный. Не куришь, не пьёшь, домой вовремя приходишь. Мне такое нравится. А то другие студенты — только и знают, что гулять да девок водить.
Классные ощущения