было. Первый раз такое… И вы так старались, я прям дрожал весь." Его голос был тихим, искренним, и он улыбнулся — робко, но тепло. Она хмыкнула, отводя взгляд: "Старалась, говоришь… Ну, не знаю я, как оно правильно, зубами небось задела." Они посмеялись — коротко, неловко, и это разрядило воздух.
Он приподнялся на локте, посмотрел на неё — её седые волосы растрепались, ночнушка смялась, грудь тяжело колыхалась под тканью. — "А давайте я вам как вчера сделаю? Приятно ртом, " — предложил он, голос дрогнул, но глаза блестели от предвкушения. Она замерла, щёки порозовели, и ответила тихо: "Хотела я, Женя, да стеснялась просить. Вдруг тебе моя старая манда не по душе, пахнет там, небось…" Её слова повисли, она потёрла шею, глядя в сторону.
Он покачал головой, придвинулся ближе: "Да вы что, она пахнет женщиной, настоящей. Мне в кайф, правда." Его голос был твёрдым, и он смотрел на неё с такой искренностью, что она выдохнула, смягчилась: "Ну, раз так говоришь… Ладно, давай."
Она легла на спину, диван скрипнул под её весом, и приподняла ночнушку — не сняла, а задрала до живота, обнажая бёдра, толстые, с целлюлитом, и волосатую промежность. Её вагина — большая, мокрая, с густыми седыми волосами, слипшимися от влаги, — раскрылась перед ним в тусклом свете. Запах — резкий, мускусный, с ноткой её пота — ударил ему в нос, и он вдохнул глубже, чувствуя, как жар заливает тело. Она раздвинула ноги шире, колени дрожали, кожа сморщилась на внутренней стороне бёдер, и посмотрела на него сверху: "Давай, Женя…"
Он нырнул под ночнушку — ткань накрыла его голову, как палатка, и он оказался в её тепле, её запахе. Его лицо уткнулось между её ног, волосы щекотали нос, лезли в рот, и он начал лизать — сначала робко, языком по складкам, чувствуя её влагу, солоноватую, горячую. Она застонала — тихо, хрипло: "Ох, Женя…" — и её бёдра дрогнули, раздвинулись ещё шире. Её вагина текла, влага стекала ему на подбородок, капала на шею, и её стоны заводили его — мысль, что он, молодой парень, орудует языком между ног у старухи, сводила её с ума. Её тело — дряблое, старое, с обвисшей кожей — дрожало под ним, и это её дико возбуждало.
Он осмелел, засунул два пальца внутрь — указательный и средний, медленно, чувствуя её тесноту, её тепло. Она ахнула, напряглась: "Ой, Женя, что ты…" — но не остановила, её голос сорвался в стон. Вчера он такого не делал, и она не ждала — её муж никогда не трогал её так, а тут пальцы крутятся внутри, растягивают её, трутся о стенки. Ей нравилось — тепло разливалось по низу живота, и она прижала его голову руками — большие, натруженные ладони вцепились в его волосы, — начала двигаться навстречу бёдрами, тяжело, ритмично. "Давай, мой мальчик, давай… Ещё чуть, порадуй старушку, порадуй её между ног, " — шептала она, голос тихий, но страстный, срываясь в хрип.
Он лизал быстрее, язык скользил по её складкам, пальцы крутились внутри, нащупывая её глубину, и её стоны становились громче — "Ох… Женя… давай…" Через десять минут она задрожала, бёдра сжали его голову, вагина сжалась вокруг пальцев, и она кончила — громче, чем всегда, почти вскрикнув: "Ох, мой хороший!" Её оргазм был сильным, долгим — она даже с мужем так не кончала, он входил быстро, кончал и слазил, не думая о ней, а тут всё было иначе. Влага хлынула ему на лицо, горячая, обильная, и она задрожала, хватая воздух,
Начало....