платьем, соски тёрлись о ткань, а живот — полный, с мягкими складками — дрожал от её дыхания.
Она работала ртом, её движения были уверенными, но нежными, словно она учила его чувствовать каждый миг. Её волосы падали ему на кожу, серебристые нити касались его бёдер, а её руки сжимали его ноги, направляя его. Он смотрел на неё — на её лицо, с закрытыми глазами и морщинами, собравшимися у рта, на её шею, покрытую тонкой сеткой вен, — и чувствовал, как волна накатывает.
— Бабуль... — выдохнул он, и она подняла взгляд, не останавливаясь, её глаза блестели теплом.
Он кончил — резко, с дрожью, и его сперма, горячая и густая, выплеснулась ей в рот. Она не отстранилась, проглотила, медленно отпустив его, и вытерла губы тыльной стороной ладони. Её лицо порозовело, морщины разгладились от удовольствия, и она улыбнулась, глядя на него.
— Ну вот, — сказала она тихо, поднимаясь с колен и садясь рядом. Её платье всё ещё было задрано, обнажая бёдра, и она поправила его, не торопясь. — Теперь ты знаешь, что это такое. Но давай попробуем ещё кое-что, Ромочка. Сделай мне приятно — там, языком. Хочу, чтобы ты учился.
Он замер, краснея ещё сильнее, но кивнул, чувствуя, как её слова будят в нём любопытство. Она легла на кровать, стянула платье через голову, открывая себя полностью. Её грудь — мягкая, чуть обвисшая, с тёмными сморщенными сосками — колыхалась от дыхания. Живот, полный, с глубокими складками и лёгким пушком седых волос, дрожал от напряжения. Она раздвинула бёдра, и перед ним открылась её вульва — пышная, с редкими седыми волосами, влажная от её собственного возбуждения, с полными губами, блестящими в полумраке. Её запах — терпкий, женский, с ноткой лаванды — ударил ему в голову.
— Иди сюда, — шепнула она, направляя его голову вниз. Её руки — тёплые, чуть шершавые — легли ему на затылок, и он наклонился, чувствуя, как её волосы tickled его лицо. Его губы коснулись её — сначала робко, пробуя, и она выдохнула, её живот дрогнул. Он провёл языком по её губам, ощущая её тепло, её влагу, и она застонала — низко, хрипло, сжимая его волосы.
— Да, вот так, внучек, — шептала она, её голос дрожал. — Не бойся, глубже. Она учила его, направляя его язык, показывая, где ей нравится. Он лизал её, чувствуя её вкус — солоноватый, живой, — и её бёдра дрожали под его руками, её грудь поднималась быстрее, соски торчали, словно прося прикосновений.
Он увлёкся, его движения стали смелее, и вдруг почувствовал, как его член снова оживает — горячий, твёрдый, полный жизни. Она заметила, улыбнулась сквозь стоны и шепнула: — Хочешь ещё, Ромочка? Давай, войди в меня.
Он поднялся, его худощавое тело было влажным от пота, и придвинулся к ней. Она раздвинула бёдра шире, её вульва блестела от его слюны и её влаги, и он вошёл в неё — медленно, ощущая, как её тёплые стенки обхватывают его. Она застонала громче, её руки сжали его плечи, ногти — короткие, но острые — впились в его кожу. Её грудь колыхалась под ним, соски тёрлись о его грудь, а живот дрожал с каждым толчком.
— Двигайся, как чувствуешь, — шептала она, её седые волосы рассыпались по подушке, серебристые нити путались под его пальцами. Он двигался — сначала робко, потом увереннее, следуя её ритму. Её вульва сжималась вокруг него, её стоны наполняли комнату, и он сжал её бёдра, вдавливая пальцы в её мягкую плоть. Её лицо — морщинистое, с приоткрытым ртом
Алина. Ссора и Прощение