столик алкоголь - "Маргариту" для Стасика и какую-то крепкую ромовую бурду для Розенбома.
— Плавает... - Розенбом хотел было сказать грубость, но сдержался, - лайм в твоем бокальчике, а моряки ходят. - Он поднес свободной рукой стакан ко рту, щедро отхлебнул, причмокнул и устремил взор в темноту, явно настраиваясь на теплые воспоминания.
— Давно уж дело было, лет пятнадцать тому. Пришел к нам новенький ослик, - начал он наконец, и видя, что Стасик выпучил свои глазки, тут же поправился, - матрос, салабон совсем молоденький. Кровь в молоком, смазливый... знаешь, когда на такого смотришь, почему-то всегда думается, что на маму, небось, похож.
Розенбом расплылся в улыбке, причем это была именно улыбка, а не ухмылка, с которой он обычно шутковал со Стасиком.
— Стал я его гонять - а он шустрый, как электровеник! Одно велю - он через час уже другую работу просит, и всё, знаешь, с улыбочкой, молодцеватенький такой - глазёнки сияют, щечки горят! - Розенбом облизнулся, представляя себе эту картину и чуть сильней сжал стасиковы яички, отчего тот шумно выдохнул, пустив пузыри в бокал, - Вот как у тебя сейчас...
Хмелеющий моряк провел рукой по розовым ланитам своего спутника и те заалели еще ярче.
— Да и вообще, похож ты на него, пожалуй... Тоже тонкий-звонкий. "Тащ старпом, малярные работы выполнены! Уборка произведена!" - Розенбом попытался воспроизвести звонкий голосок, что с его сиплым тембром было непросто. - Ну, думаю, выслуживается... А дело, знаешь, не только в этом оказалось. Ему вообще нравилось... служить.
Слово это было произнесено с особым значением.
— Раз он палубу драил - стоит на четвереньках в своем комбезе, старается, аж шея взмокла, блестит на солнце, жарища, - в голосе Розенбома появились возбужденно-счастливые нотки, он явно с удовольствием прокручивал в памяти это воспоминание, - я подошел сзади, думаю, скажу что-нибудь для порядка, но молчу, потому что уж больно старается - ну вот буквально не к чему приебаться. Народу кругом никого, все грузом заняты. Он на секунду замер - видать в отражении надраенном меня увидел, но не обернулся, а снова за работу, только...
— Что? - тихонько спросил Стасик.
— Спину прогнул и попку эдак выпятил, - Розенбом произнес это с какой-то особенной теплотой. - Я поначалу подумал - он вроде меня не видит, я себя не выдаю, как тут поймешь, что это для меня спектакль? А попочка у него, знаешь... - Розенбом с шумом сглотнул, - у пацанов редко такие абрикосики, - залюбуешься. Так-то я по бабам, на мужиков не смотрю, но тут... На следующий день опять драить посылаю - и опять та же сцена. И бедрами, сучонок, так слегка повиливает, но не так, чтобы прямо соблазнял, а как бы и хуй поймешь. Оборачивается вдруг, смотрит так и смущенно, и бесстыже и говорит: "У меня всё чисто, тащ старпом, можете проверить!". ..Помню, завалился я тем вечером в люлю... ну в койку в смысле, закрыл глаза... а передо мной попочка его бесстыжая... Море - дело такое, баб по полгода не видишь, с портовыми стараюсь не связываться после того, как от филиппинки одной трипак схватил. В общем, с месяц, наверное, у нас эта игра продолжалась...
Рассказывая, Розенбом бесконтрольно, мерными пульсирующими движениями, будто бы вторя дыханию, сжимал и разжимал горсть, отчего Стасик прикрывал глаза дрожащими веками и чувствовал, как из его писюнчика бойко струится влага.
— А на День моряка поднабухались все... Сперва старший командный меж собой, ну а потом и с матросиками выпили - раз в году можно и без особой дистанции. А
Белая Луна