у меня, когда прибухну, всегда хуй встает, такая уж психофизиология моя... Послал я его прибраться в моей каюте, и он так на меня посмотрел, что обоим всё ясно стало. Даже стремно было - не просек ли кто, это ж у англосаксов клятых на флоте "ром, плеть и содомия", у нас такое йо-хо-хо не поощряется... Хожу по палубе, курю, психую, как подросток. Захожу, перекрестясь, в каюту - дверь тут же на замок - а он под койкой тряпкой шурует - раком, попочку свою ненаглядную выставил... Подхожу, бегу его сходу за булки, а он как ждал этого. Стягивает комбезик, разводит половины и шепчет: "Всё чисто, тащ старпом, можете проверить..."
Стасик слушал, маленькими глоточками отпивал коктейль и уплывал куда-то далеко-далеко. Он в деталях представлял себе эту сцену, причем в роли соблазнительного морячка был почему-то он сам. Однако неожиданное событие вернуло его к реальности.
За соседний столик, у окошка, усаживалась Милена - первая красотка его курса. Её обжимал какой-то наглый чернявый парень.
****
Стасик подумал, что если слить воедино всю сперму, которую пацаны с его потока выдоили из себя, представляя, как впивают пальцы в крутые бедра Милены, то, наверное, её хватило бы, чтобы заполнить бочку с молоком, мимо которой Стасик шел по утрам в институт, иногда (чаще всего в понедельник) присоединяясь к очереди из разновозрастных тёток. Милена словно сошла с 3D-принтера, запрограммированного мучающимся от спермотоксикоза молодняком — полные, чуть приоткрытые губы, округлявшиеся непристойным колечком, когда их хозяйка сдувала с лица непослушную мелированную прядь, вечно пытающаяся улизнуть из тесной маечки богатая грудь и какая-то уже совершенно фантастически пышная - при тончайшей-то талии — попа. Обычно такое сочетание — продукт пластической хирургии, и девчонки-завистницы, конечно же, распускали подобные слухи, но сама Милена, приходя в бешенство и дико матерясь, утверждала, что скальпель ее не касался, а дело тут в счастливом смешении генов.
И правда, у неё было второе имя — Габриэла, на нём настояла бразильянка-мама, акробатка из Рио, приехавшая в Россию на гастроли, да так и оставшаяся с милениным батей, служившим в ту пору в Цирке Чинизелли дрессировщиком и, видимо, умевшим укрощать не только русских мишек. Страсть, впрочем, как это бывает почти всегда с помрачающими сознание вспышками, быстро угасла, родители развелись, Милена осталась с мамой и папку вспоминала, матерясь по-русски с обжигающим бразильским темпераментом. Девчонки и тут говорили, что всё это бред, который Милена нарочно вливает всем в уши «для поддержания своего имиджа звезды», а сама она просто полутаджичка, однако на одно из институтских мероприятий как-то зашла знойная миленина мама - в обтягивающих кожаных брючках и слишком открытом для женщины её возраста декольте. Егор, стасиков приятель, регулярно кидавший ему ссылочки на видосы с сексуальными похождениями милф, вызвался донести ей до дома не слишком вроде бы тяжелую сумку и вернулся в компанию уже под вечер, остаток которого просидел в сторонке, отрешенно улыбаясь и с надеждой поглядывая в мобильник.
Вся это полусказочная история — Рио, цирк, межконтинентальная страсть - придавала образу Милены оттенок какого-то мифического существа — грудастой и попастой феи из пубертатных пацанских грез.
Хотя вела себя она вот именно что как хотела, Милена не вписывалась в привычный диапазон «недотрога — давалка». Были девушки — страшненькие и симпатичные, вольных и строгих нравов — и была Милена.
На лекциях, в оформленной амфитеатром аудитории у нее было «своё место» (все прочие садились как придется, но не Милена). Приходила она за минуту до звонка, и тут начиналось секс-шоу. Миленино место, помеченное отрисованным на парте зелено-желто-синим сердечком, было вдалеке от
Лана или Ночь вампиров