семени, совершенно нечеловеческий, ошеломлял. В промежутках между четырьмя членами оно хлестало на пол, а в глубине потрохов, напротив, двигалось наверх, распирало и наполняло, вздувало живот. Скоро мирная улыбка на лице Оторвы сменилась смущённой отрыжкой, а затем бойкой и вовсе пришлось открыть рот, из которого на плечо Мирры полилось густое дренейское семя.
Отрыгнув последнюю порцию, лиловая рассмеялась.
— Ой! Извини, Мирра! – Сказала она с невинной улыбкой.
Подруги присоединились к ней и в протраханном домике полился чистый, задорный смех. Обнимая друг дружку, дренейки хохотали от всей души так, что Калебу стало поровну завидно, обидно и противно. Ишь какие суки! А как с ним так по-злому!
«Суки» же на купечьего сына не обращали ровным счётом никакого внимания и о его злости не знали. Да и если бы знали – что кроме новых насмешек и издевательств он мог от них ожидать? Они продолжали безмятежно стоять-обниматься, гладя и целую одна другую, пока их члены, которые они так и не вынули из Оторвы, постепенно возвращали себе рабочую твёрдость.
Бойкую трахнули не раз и не два, и не три, и не шесть. Визгов и соплей было – от души, семя лилось рекой, задница трещала от натуги. Лиловая кожа на лице и шеи от частых засосов стала пурпурной, её тут и там покрывали кровавые отметины укусов, которыми игривые дренейки нет-нет да награждали подругу. Столько было явлено в этой неказистой деревянной постройке страсти, что иной бордель за всю свою историю не видел.
Какая-то часть Калеба ещё надеялась, что уж после такого-то секса рогатые наконец-то утолять свою похоть – да не тут-то было! Когда все успели всласть позабавиться с Оторвой и Оторва со всеми, вновь настал его черёд. Теперь уже его, невзирая на слабые протесты, подхватили и подвесили руками-ногами к потолку, и с верёвкой под спину, чтоб та держалась горизонтом.
И молодой волшебник смог сполна оценить, насколько неудобной была эта поза. Весь вес тела – на нескольких кольца вервия, что впивалось в кожу до онемения конечностей и кровавых ссадин. Единственное пеньковое кольцо под спиной держало на себе туловище; оно впивалась между позвонками, заставляя мальчишку бесплодно ёрзать в поисках более удобной позы, обдирая кожу о грубую пеньку. А ступни и ладони, перетянутые верёвками, он и вовсе перестал чувствовать.
Впрочем, рогатые не оставили его наедине с неудобствами надолго. Решительно вступив в противостояние мага и этих самых неудобств на стороне последних, ибо схватившие его тело крепкие руки не делали ощущения более приятными. А протаранивший заднюю дырку – которой, конечно же, вернули невинность! – член и вовсе склонил чашу весов настолько, что неудобства переросли в мучения.
И снова была боль, и снова были крики, и снова были глубокие тычки членов в потрохах. Парня снова трахали, как потасканную кабачную девку, брали силой прямо на весу, мощными толчками раскачивая щуплое тело. Стоило одной закончить, как её место тут же занимала следующая – марафон, который и не думал прекращаться.
Затем этот процесс был слегка дополнен. Уже две мужедевы пользовали юнца – пока одна долбила его попку, другая входила в горло почти по самый желудок, откинув его голову назад. Стоило обеим войти до упора, как их члены сталкивались головками, мучительно растягивая, едва не разрывая тонкую податливую плоть между ними. Калеб задыхался, харкал и кашлял, его лёгкие горели от нехватки воздуха – но рогатым садисткам было плевать, лишь бы признаки жизни подавал.
Мясные брёвна дренеек терзали его отверстия. Шлепки тяжёлых тугих яиц по лицу не позволяли открыть глаза, отзываясь болью, будто его лупасили по лицу – должно быть, вокруг
Туалет не работал или не оконченный секс