был совершенно девственным, их усилиями снова превратился в развёрстую дыру, принимая член за членом в безудержном темпе. Насильницы не забывали и о втором его отверстии, и даже о члене – Стимула и Кальдера ещё не раз повторяли свои жуткие фокусы, что едва не свели его с ума в первый раз.
Болела сорванная криками и членами глотка, горел огнём изнасилованный языком член, саднили набухшие от чужого семени яйца, а жопу он просто перестал чувствовать. Но каждый раз, когда его тело превращалось в развалину после нескольких раундов издевательств, Мирра вылечивала все повреждения. И всё повторялось, круг за кругом, пока небо за окном постепенно светлело, гася звёзды.
Потерявший чувство места и времени от боли и усталости бедолага-Калеб уже не мог различить, когда сменялись партнёры. И сменялись ли вообще? В этом мучительном ритме глубоких толчков больше не было жрецов и магов, бойких или строгих. Рогатые бестии, казалось, слились в единую, одинаково злую и похотливую сущность, что не слазила с него ни минуты. Лишь лапала, облизывала и долбила без пощады или перерыва, потоками дренейской спермы склеивая минуты в часы.
В какой-то момент он просто отключился, не в силах больше терпеть это надругательство. Его бессознательность ничуть не смутила дренеек, продолживших долбёжку в прежнем, диком темпе. Час за часом, пока закатившееся в разгар этой секс-экзекуции солнце вновь не протянуло к горизонту свои тонкие розовые лучи.
Лишь тогда, уже на не самом раннем рассвете, развалины калебиного ануса с громким хлюпанием покинул последний конский хер. Маг, что постепенно приходил в себя от неестественного чувства холодного утреннего ветерка, гулявшего теперь в его широко раскрытой прямой кишке, даже не понял, какая именно мужедева была в нём последней. После целой ночи жуткого изнасилования у него не осталось мыслей. Только желание свернуться где-то в уголке, расправить наконец онемевшее тело и нормально поспать.
Стоило ли говорить о том, что сил бежать – или хотя бы подняться – у него так же не было? Его мучительницы, за ночь перепробовавшие с ним все возможные позы и способы, наутро даже не попытались его обездвижить. Дренейки, на чьём счёту был не один десяток подобных ему молодых парней, прекрасно знали, что никто не был в силах стоять после целой ночи с ними. Они просто бросили его лежать на полу, в подсыхающей луже остывшей спермы, перемазанного ею же с ног до головы. А он лишь глядел, не видя, на стену, увешанную игрушками, каждая из которых была вымазана спермой из его задницы или рта.
Милостью дренейских членодев или же их банальным безразличием, но Калебу всё же выпало несколько спокойных минут.
Оторвавшиеся за ночь и тоже изрядно уставшая банда устроилась за столом, негромко беседуя за вином и бутербродами. Самым беззаботным образом – будто они не были вот буквально час назад по самые яйца погружены в чей-то зад или пульсирующую в удушливых муках глотку. А рядом с ними, перемазанный с ног до головы их же спермой, не валялся молодой мужчина.
Сидя нагишом и ничуть тем не смущаясь, банда болтала как ни в чём ни бывало: жаловались на летнюю жару, обсуждали свежие сплетни и даже спорили об актуальных новостях. На пленника они не обращали ни малейшего внимания – беседа с перекусом им была явно интереснее.
Минуты тянулись, и молодой маг даже было позволил надежде поднять голову из той лужи дренейского семени, в которой её опустили. Рогатые продолжали пить и есть, не обмолвившись о нём ни словом – всё щебетали о погоде да новостях, да отпускали скабрезные шутки вполголоса. Даже их поникшие члены и
Гауптвахта