стропила – ну точно взывала к небесам, подобающе своему статусу. Дренейку на весу поддерживали двое более крепких подруг, что подставили ладони под копыта платиновой и склонили головы – точь-в-точь древние статуи титанов, поддерживающих небеса. Подле, композицию завершали воровка с волшебницей – также склонённые, с молитвенно сложенными руками.
Абсурдность увиденного заставила парня удивлённо моргать глазами. Впрочем, ему тут же пришлось зажмуриться, когда лужёная миррина глотка взорвала помещение:
— Возрадуйся, страждущая душа – коль прежде послушанье ты явил, тебе в дар милость явлена! – Голос жрицы, напевный, закалённый тысячами проповедей, бил по ушам и заставлял стёкла дрожать. – Своею волею ты изберёшь судьбу, что выпадет седалищу на участь! Тебе на выбор пять вариантов... Кальдера!
— Ребром на крюк тебя подвесим, на дерево, и будем часик колотить! – Подражая напевной манере подруги, пророкотала эредарка. И добавила: - А то, увы, давненько что-то, я в дело не пускала кулаки!
— Стимула!
— Медком тебя мы снизу смажем, да в муравейник на часок-другой! – Присоединилась к подражательству серокожая. – Чтоб всласть поели, досыта мурахи – все раны после Мирра исцелит!
Мирра нахмурилась в ответ на такое потребительское отношение к своему таланту, но ворчать не стала.
— Изора!
— И хоть меня коробит жутко, ваша манера стИхом говорить, присоединюсь. – Нехотя, свой голос в представление вплела небесного цвета магичка. – И предложу, наверное: яйца два, и худую колбасу. На сковородке их тебе пожарим, не торопясь, без лишней траты сил. И подадим с петрушкой и лучком – обжоре праздник, мужу униженье.
— Оторва!
— Пиздец и горе! Та за шо мне, всучили эту сучью роль?! – В голосе воровки не было ни капли энтузиазма. – Хуй вам! Хуй с вами? Ну вас нудных нахер! Развели тут... высокую культуру! – Она буквально сплюнула эти два слова, как прокисшую ягоду, и скривилась, высунув язык. – Делай трах, не фекалофию!
Изора потёрла переносицу.
— Это было нарочно, да?
Лиловая отмахнулась от неё с видом, полным обиженного достоинства.
— Не, нихуя, т’чё? Откуда мне знать про философию, которой ты на постой в аферу серишь?
— Атмосферу. Стоп... – Машинально поправила волшебница. И осеклась, бросив на подругу недовольный взгляд. – Ты меня только что подловила, да?
Брошенный в ответ взгляд был максимально далёк от всего недовольного – или добропорядочного. Как и улыбочка на лиловом лице.
— Ты маленький кусок хаотичного дерьма, ты знаешь это? – Сказала волшебница.
Улыбка воровки растянула лицо до ушей, став поистине кошачьей.
— В курсах. Ловлю с этого кайф. Дарю кайф вам. Всем по кайфу – всё заебок! Кроме челика – да и хуй с ним!
— Кхм-кхм. – Мягко кашлянули сверху. – Ближе к делу, моя милая. А то кое-кто уже хочет надрать тебе задницу за проволочку.
Оторва бросила взгляд на краснокожую. Та оскалила зубы и зарычала – в своей манере, низко, зверее зверя.
Конечно же, она показала силачке язык. Стоило ли ожидать иного?
— Короче... Кх-кх-кх... В очко мы его сунем на недельку! Жучки где, червячки, хуё-моё! Подхавают ему бубенцы! Как птенчик зачирикает пацан!
После неё речь взяла уже сама жрица.
— Или, малыш, быть может, согреть моё копыто ты решил, уютом тёплых потрохов? Коль так, колени преклони, шуйцу с десницей возложи, и мякоть нежных ягодиц, раздвинь. И в тот же миг, ощутишь в полноте размер, и твёрдость, и крутой охват. Подобно птице певчей, твой станет голосок. Так что же, милый мой, ты изберёшь судьбой?
Она принялась ждать, всё в той же картинной позе – полминуты, минуту, а ответа всё не было. Из ожидание её вывел подозрительный звук – что-то журчало.