по первую костяшку – и был он лишь немногим менее грубым, чем палец охотницы.
— Ай! – Вскрикнул парень. Затем, взвизгнул: - Иииий!
Ибо там, где один палец, там и два, и три! А Калеб уже орал во всё горло, срывая голос:
— Ааааа! Рвёёётся!
Пальцев стало четыре. Они ходили в его заднице чуть ли не со скрипом, едва не разрывая несчастное колечко, что натянулось вокруг них точно растянутое колышками полотно палатки. А затем...
Дренейка добавила пятый палец. И, что было куда хуже, начала медленно продавливать попку юноши всей рукой, проскальзывая внутрь костяшку за костяшкой. Калеб потерял дар речи, а крик его обрёл второе дыхание.
— ААААААААААА!!! Кхаааа!...
Следом за даром речи он утратил даже возможность кричать, побелевшими от натуги пальцами впиваясь под коленками задранных ног. Преодолев вялое сопротивление мышц ануса, рука Оторвы, по дренейским меркам лёгкая, а по людским здоровая, проскочила внутрь мага. Прямо по самое запястье проскочила.
Это были совершенно новые ощущения. Рука её была вовсе не крупнее мужедевичьего достоинства, но ощущалась кардинально по-другому. Там, где у члена были лишь гладкие, увитые сосудами бока, рука была бугристой, мослатой, украшенной многочисленными костяшками, а кожа ладони больше на подмётку походила. Она впивалась в нежные стенки потрошков точно в них запихали шипастую дубину.
Но всё это меркло перед другим обстоятельством – Оторва не была бы Оторвой, сумей она замереть хотя бы на минуту. И рука её не просто сидела в чужой плоти – о нет, ловкая конечность хорьком гуляла по мягкому, тёплому нутру. Постоянно крутясь и шевеля пальчиками, она исследовала прямую кишку мага, постепенно уходя всё глубже – «досмотр» лишь набирал обороты.
А пока маг кряхтел и взвизгивал от скребущих и щекучущих потроха пальцев, их рогатая хозяйка не забывала и о его штурвале. Порой, сильно погрузившись в процесс исследования чужих недр, она забывала об осторожности, давая и крутя шарики как боги на душу положут – и явно не наару с титанами. Голос Калеба то и дело срывался на откровенные вопли – ему казалось, перестаравшаяся дренейка в любой момент сделает его евнухом.
Но по счастью ей хватало осторожности избегать катастрофических для людского хозяйства последствий. Жамкая яички парня, Оторва запускала свою пытливую ручку всё дальше и дальше, спрямив поворот между прямой и толстой кишками и пройдя во вторую – благо стараниями Мирры маг был очищен от малоприятных продуктов жизнедеятельности. С каждой минутой её острый лиловый локоток становился всё ближе ко вздутому, растянутому докрасна анусу насилуемого парня.
Остальные же дренейки наблюдали за шоу с нескрываемым весельем. И если жрица с воительницей довольствовались сольными зрительскими местами, пожирая глазами происходящее и наяривая свои могучие елдаки, то охотница с волшебницей самозабвенно целовались. Бросая на свою бойкую подругу и её жертву лишь редкие взгляды, они обнимались хвостами и страстно впивались друг дружке в губы, обкусывая те в агрессивных, грубых ласках. Их лицевые щупальца танцевали какой-то первобытный брачный танец, столь активные, что было не подобрать другого сравнения.
Впрочем, для Калеба всё это оставалось совершенно незамеченным – ему было строго не до того. Лиловокожая достигла-таки второго поворота кишок, и дальше не могла просунуть руку даже при всём желании – если, конечно, не выкидывать прочь беспокойство о сохранности пленника. Локоть её так и остался снаружи, хорошенько растянув задницу мага, но так и не проникнув в неё целиком. Сам же маг ободрал кожу под коленями до крови, но задранные ноги так и не выпустил – не столько из перепуганной покорности, сколько окончательно потерявшись в мучительных ощущениях. От последних, его тело практически заклинило-закоченело в болезненном, сводящем
Наша кобра