— Да уж. – Поддержала её магичка. – И этому достался дар к магии...
Она закрыла лицо рукой лишь бы не видеть горе-коллегу.
— Ой, ну ладно вам бузить. Гузну тугому радуйтесь. – Возразила более приземлённая Стимула. – Уютно в нём да забавно.
Лишь Мирра воздержалась от комментариев. На пленника она взирала с такой снисходительностью и молчаливой, участливой насмешкой, что это было куда обиднее любых слов.
Калебу очень, очень хотелось провалиться ровно на этом месте – а там уж куда долетит, лишь бы подальше. Мало того что в жопу выебали – он, дурак растреклятый, про отцовскую кубышку выболтал! И теперь даже если его выпустят – «когда», поправило его перепуганное до полусмерти желание жить – на что они жить будут?! Грёбанное лиловое чудище небось всё спиздит задолго до того, как банк весточку получит!
— Бляяя, смешно, конеш... Но у мня стояк шо каменюка. Не подсобишь, чушонок? Ножки вгору!
Что-то ударило его прямо по шарикам. Когда он откричался и опустил взгляд вниз, увидел ровно то, что ожидал – поправ его скромную мошонку своей широченной залупой, конский хер мужедевы лежал прямо на его хозяйстве. Очень толсто намекая.
Парень сглотнул, но, повинуясь, задрал ноги насколько гибкость позволяла – был ли у него выбор? Дренейка же вынула руку из его задницы, присвистнула при виде огромной раздолбанной дыры, положила его лодыжками на плечи. И в очередной раз познакомила со своим конским «дружком».
С «Угадайкой» и сеансом кулачной содомии за поясом, принимать лиловую было несложно. Калеб только морщился под своей насильницей, что улыбалась ему меж его босых ног – до чего странной была поза! Одновременно отдалявшая рогатую живым барьером из плоти волшебника и при этом сближавшая до невероятной интимности – порой, увлёкшись фрикциями, мужедевка принималась покусывать его ноги, больно, до крови.
Выход на финишную прямую, впрочем, расставил все точки данной позы над і. Если прежде воровка позволяла его ногам спокойно лежать на своих плечах – насколько слово: «спокойно» было применима к её резкому, собачьему темпу – то теперь ситуация поменялась. То ли над магом издеваясь, то ли романтики захотев, она нагнулась, пытаясь поцеловаться.
Нагнулась – и нагнула ноги своего невольного партнёра вместе с хребтом. Да так, что кости захрустели, а Калеб снова заголосил:
— Ай-ай-ай-ай! Ты мне спину поломаешь! Стой, стой-стой!
Крик купечьего сына от едва не вывернутых из суставов ног сменился мычанием, сгинув на жарких оторвиных устах. Она пожирала губы парня с жадностью осатанелого от жажды и голода зверя, разминая, обкусывая, насилуя рот языком. Калеб отчаянно пытался если не вырваться, то хотя бы вернуть себе хоть чуточку контроля, но она была попросту слишком сильной. Даже в поцелуе ему отвели сугубо пассивную роль.
На счастье парня, дренейкин трах продолжался недолго – как и прежде, Оторва предпочла побыстрее спустить и быть таковой. Отпустив обкусанные в кровь ноги и разогнув многострадальный хребет мага, она покинула его с хлопком, оставив обтекать спермой на столе. Кропя пол с полуопавшего, машущего туда-сюда хуя, пританцовывая она вернулась к остальным – вид её был довольнее любого мамонта и ехиднее любого кота.
Калеб же просто лежал на столе, наслаждаясь долгожданной отдушиной. Всё, что не болело – ныло. Сил не было никаких. Ебучие дренейки...
Оправдывая свою "ебучесть", те не дали ему долго отдыхать. Сначала он почувствовал волну целительного тепла, затем – крепкие жилистые руки, ухватившие его за бока. Помещение вокруг резко дёрнулось, а когда картинка перед глазами остановилась, в её центре оказалось серое, растянутое спокойной улыбкой лицо охотницы.