серокожей подруги. Поскребя шершавой поверхностью против тончайших, чувствительных стенок внутри яичка, она свернула кончик языка колечком и принялась вытаскивать. В колечке она как в зажатой пятерне сжимала немного собранной спермы.
Голос вернулся к магу новым воплем. Если ощущения от проникновения с трудом поддавались описанию, то когда силачка начала вынимать язык, описанию стала плохо поддаваться боль. Эредарка тянула язык на себя как жадный едок, что набрал полную пригоршню орехов и теперь пытался вынуть руку из банки – только в отличии от глиняного сосуда, стенки семявыводящих каналов Калеба были куда податливее. Кончик языка, как сжатый кулак, растягивал их на пути наружу, отмечая каждый дюйм тонких каналов жгучей болью.
Вынув из яиц Калеба порцию спермы подруги, Кальдера жадно заглотила её и зажмурилась от удовольствия. Она бросила на серокожую томный взгляд и произнесла на выдохе:
— Вкусно!
— Ещё бы. – Ухмыльнулась охотница, посылая ей воздушный поцелуй. – Я тебе полную порцию налила. Кушай на здоровье, родная.
И родная кушала – на два, на три, на тысячу здоровий! Вопреки протестующим воплям мага, язык красной вернулся внутрь его надутого чужой спермой яичка. Танец гибкого органа продолжился, постоянно перемежаясь мучительным выходами, пока она не исследовала каждый поворот лабиринтов тоненьких проходов, не выскоблила дочиста каждый закуток. И только когда правое яйцо мага опустело и от чужой, и от его спермы, став заметно меньше левого, эредарка прекратила пытку.
А потом всё повторилась снова, уже с левым яичком. Снова неописуемость проникновений сменялась неописуемой болью извлечений, и Калеб снова кричал, пока его левую тестикулу медленно освобождали от бремени чужой спермы. А огромная рогатая тварь перед ним всё причмокивала семенем подруги, перекатывая белую жидкость во рту, как сладость.
Он не понимал, сколько времени длилась экзекуция его половых органов. Минуты крадутся незаметно, когда нутро твоих яиц изучает чей-то язык. Кажется, державшие его дренейки сменялись. Кажется, кто-то трахал то его, то краснокожую. Он не был уверен – уверенность принадлежала лишь мучениям, но никаким другим мыслям или чувствам.
Испытанные им ощущения были за гранью любых слов. Не было ничего удивительного, что даже опытный любовник вроде Стимулы терял над собой всякий контроль, стоило эредарке проделала с ней такое. Молодой маг не мог сказать, больно ему было или приятно, хорошо или плохо. Он не знал, молить Кальдеру о прекращении этой пытки – или умолять продолжать её вечно.
Она же смотрела на него снизу-вверх с издёвкой – будучи снизу и обслуживая его языком, в то же время именно мужедева была активным партнёром. Да ещё и таким лишающим мужественности способом – никогда он не смог бы предположить, что кто-то буквально трахнет его мужское достоинство. Сделает из него женщину даже в таком месте, обратит саму его гордость самца в дырку для удовольствия.
Когда силачка закончила поглощать содержимое его тестикул, обесчещенный со всех сторон парень просто висел на руках её подруг. Уже в который раз оставшись без сил, он лишь тихонько постанывал.
А проклятая ночь наказания была в самом разгаре.
VI О крепкой (муже)девичьей дружбе. ...И животноводство!
Однако, в печальной участи Калеба наметился просвет – была не его очередь ублажать рогатую компанию.
Дренейки незамысловато привязали его к стулу в дальнем углу. Не потому, что он мог сбежать – скорее, для пущего унижения и дискомфорта, а ещё чтоб он как следует рассмотрел всё действо. Парень, чьё хозяйство ныло от непередаваемых ощущений, всё равно не смог бы даже уползти.
Теперь вместо него в центре внимания оказалась Оторва.
Худенькую изящную дренейку обступали её по кругу, надрачивая фаллосы – она сама, казавшая на фоне подруг такой уязвимой, пятилась назад в
любимая теща,мама Катя