помахала-погрозила им, заставив подругу рефлекторно подать тазом назад, пряча член. – Так сказать, устами неразумных глаголит истина: дыра есть дыра!
С этими словами она дала пять Кальдере, под смех остальных.
— Поздравляем, малыш. Пока что ты неплохо справляешься. – Подытожила платиновая, прекращая хлопать. Затем повернулась к подругам и вздохнула. – Порой вы бываете чересчур неразборчивы. Хорошая дыра – та, что не ожидает стать дырой. Поэтому лучшие дырки получаются из юнцов вроде него. Правда, малыш?
Мирра бросила на него очередной трудночитаемый взгляд и удалилась, увлекая за собой подруг. Парня так и оставили стоять на коленях, разбитого унижением и перемазанного спермой. Не человек, а в какое-то белое приведение – даже черты его лица скрадывал толстый белый слой, не затрагивая лишь уши. Те ярко горели пунцовым огнём стыда.
Как огоньки волшебницы ещё недавно обжигали тело, слова жрицы жгли теперь его сознание. Обжигающе унизительные, едкие, они забирались в его череп склизкими червями. Глубже и глубже, в своём победном марше по просторам его вымотанного разума пожирая все мысли, кроме одной.
Кто он теперь? Он, как идиот погнавшийся за дренейскими титьками лишь чтобы познакомиться с дренейскими же членами. Недавний девичий угодник, что за один проклятый день лишился права называться таковым, разложенный и переложенный в разных позах больше раз, чем иная потаскуха за неделю. Молодой и по словам наставником «подающий надежды» чародей, которому прочили яркую карьеру – и кто теперь практиковался в ублажении конских фаллосов.
Его голова медленно опустилась, стыд сильнее зарумянил уши. Перспективы, успехи... Память об этом – лишь смех на похоронах, соль на свежие раны. Не сумел он показать ни смекалки, ни отваги, ни достоинства с волей – ничего, за что его так часто нахваливали учителя. Просто дырка, что сама до поры не знала, что является таковой.
Медленно, обесчещенный парень принялся очищаться, буквально счёрпывая прочь густое семя и с огромной гадливостью стряхивая его с пальцев. То был долгий, кропотливый – и по-новому унизительный процесс. Но мало-помалу, он сумел убрать достаточно, чтобы открыть глаза.
Какая-то, более наивная и оптимистичная его часть ожидала увидеть родную школу волшебства. Мечтала, что всё это был просто дурной, навеянный занудными лекциями сон. И что раскрыв глаза, он окажется лицом к лицу с сердитой наставницей Карлой, что в который раз будет распекать его легкомыслие, уперев руки в бока мантии. Но, конечно, он увидел перед собой другую картину.
Всё тот же пыточно-ебальный домик. Всё то же покрытое пятнами немыслимого количество надругательств дерево пола. Всё те же страшные игрушки-инструменты пыток на стенах, всё тот же страшный станок по центру – место, где его лишили чести. И всё те же дренейки-мучительницы.
Развалившись на софе, они взяли короткую паузу и весело проводили время с вином и закусками. Их разговоры были едва слышны, но судя по обрывкам фраз, велись сплошь об актуальных слухах, новостях Азерота да дичи в местных краях. Постепенно, последняя тема вытеснила все остальные, и теперь Стимула говорила чаще подруг, с гордостью перечисляя свои охотничьи подвиги. В числе которых, судя по всё более скабрезными деталям, было не только убийство добычи.
Калеб, продолжавший очищать своё тело от следов поругания, следил за рогатыми внимательно. Подробности рассказа серокожей становились всё более странными и пошлыми, а слушатели и она сама – всё более увлечёнными. Разговор, приобретавший всё более похабные черты, всасывал в себя участниц, как трясина.
Сейчас или никогда!
V О боли и унижении, а также глубоких анатомических познаниях
Осторожно, парень начал пятиться к двери. Благо заживленная Миррой задница не мешала двигаться, а отсутствие обуви делало шаги едва слышными, куда более тихими, нежели
С Днем рождения, тетя Марина