эти милые губки прикоснуться к животу и мошонке. Заставить юнца ощутить спазмы последней, когда та будет изливать, надувая, в его живот своё содержимое. Посадить его на цепь у кровати, сделав семя единственным элементом диеты, а самого юнца – послушнее пса и нежнее наложницы.
С тёмной похотью в головах и во взглядах, со сладкими стонами на устах, рогатые бестии финишировали. Их лица исказились страстью, растопырились, подёргиваясь, обрамлявшие лица щупальца, а члены отстрелялись дружным залпом, белой волной ударили по лицу парня с такой силой, что тот немного пошатнулся. Густая белизна спермы маской замазала его лицо, мантией легла на плечи, спину и грудь, короновала голову склеившимися в ком чёрными волосами.
И, конечно же, обильно попала в рот. Идеальная белизна зубов, телесный цвет губ, розовое нутро – всё приобрело равномерный, серовато-белый оттенок дренейского семени. Мигом наполнив и переполнив доступное пространство, оно устремилось дальше и не найдя проходу в закрытой глотке, начало выхлёстываться наружу. Изо рта парня вниз и в стороны полился белый водопад, оставивший на лице седую бороду, конец которой протянулся по груди, животу, паху и даже ногам – до самого пола, до болящих от долгого стояния колен, укутывая их тёплой белизной.
Когда семяизвержение наконец прекратилось, Калеб напоминал какой-то белый сталактит. На нём просто не осталось не залитого спермой места. Перехлёстывая через голову и плечи, она залила даже ягодицы, проскользнув и в манившую дренеек складку между ними. Он целиком стал серовато-бел тем оттенком, что имело лишь семя, будто весь разом сменил цвет кожи.
Убедившись, что это действительно финиш, юноша уже хотел отплеваться. От вкуса и чужого тепла во рту хотелось сгинуть, провалиться, найти смерть на худой конец. Но освободить рот от этого унизительного бремени ему не дали.
— Кажется, я говорила тебе об угощении, не так ли? Разве твоя мать не учила тебя, что выплёвывать угощение – это невежливо?
Краешки глаз мага задрожали и увлажнились. Даже в малых мелочах пленившие его дренейки старались помучить свою жертву, жадными пираньями оторвать ещё крошечку достоинства и чести. Он хотел было пойти ей наперекор, плюнуть на возможный риск получить наказание – которое, он не имел оснований сомневаться, своими муками затмит всё, что маг пережил до. Лишь бы сохранить те крохи себя, которые намеревались сожрать эти рогатые хищницы.
Но огонёк у его яичек снова стал жарче, и гордость сгорела в нём без следа. Зажмурившись покрепче, Калеб медленно закрыл заполненный семенем рот. И, после пары секунд колебаний, с медлительностью улитки заставил себя сглотнуть.
Дренейки следили за его унижением, затаив дыхание. И в тишине пристройки те пошлые звуки, с которыми его горло глоток за глотком проталкивало вниз сперму, звучали ударами гонга. Для компании садисток то была музыка, какую нельзя было услышать даже во дворцах Кель-Таласа в его лучшие годы.
Последний глоток рогатые встретили возбуждённым гомоном.
— Ну-ка, соплячок, открой пасть. – Приказала ему Кальдера.
Что он и сделал, продемонстрировав всем присутствующим опустевший рот. Стыд окрасил кончики ушей волшебника красным, когда дренейки встретили его покорность аплодисментами.
— Молодчинка, малец! – Похвалила его серокожая охотница. – На лету схватываешь!
— Да, и послушный... - Поддержала подруг краснокожая. – Послушная? А, дыра есть дыра!
— Прими мои поздравления, «коллега». Ты их заслужил своим усердием. – Небесно-синяя была более красноречивой. – Если бы ты так же старательно постигал премудрости волшебной науки и простой жизненной мудрости, цены бы тебе не было. Для нас так буквально! С другой стороны – наш краснокожий кадавр-неудовлетворённый-сексуально права. – «Кадавр» в ответ высунула длинный язык и