кислорода заставляла паникующее тело лихорадочно всасывать воздух; выдохи же выбрасывали кровь. Глаза его полуприкрытые смотрели куда-то вперёд, но он не замечал ничего.
Со вздохом, жрица привела в действие своё волшебство. В очередной раз за этот страшный день, целительная магия вернула телу юнца целость – а его самого вернула в сердце секс-кошмара. Оклемавшись, он бросил по сторонам умоляющий взгляд, в котором оставалось мало надежд на то, что мольбы будут услышаны.
Но к его счастью, на этот раз его не собирались мучить.
— Ладно, вставай давай. – Калеб попытался исполнить её указания, но стоило ему начать распрямляться, как она вмешалась. – Да не в рост, а на коленки, малец, на коленки. И не боись – больше не обидим. Пока что. Но токмо если будешь послушной девчулей! Будешь слушаться?
Дрожащий парень быстро-быстро закивал. Он стоял перед троицей на коленях, практически в тени их здоровенных вздыбленных елдаков – в этот момент молодой волшебник казался себе не менее беззащитным, чем когда его нагого привязали к станку на поругание. С кончиков членов срывались белые капли, разнося запах чужой вирильной силы, на фоне которой его собственная мужественность блёкла, как малая лесная пичужка на фоне гигантского орла.
Девчуля... Это унизительное слово эхом разносилось в черепе мага. Безжалостное, жестокое, крушащее его достоинство подобно булаве, оно в то же время несло в себе зерно истины – и именно потому жалило так остро.
Кто он теперь, недавняя гроза девичьих прелестей и гордый задиратель юбок? Лишённый чести, безвольной рабыней принимавший члены в оба отверстия, глотавший чужую сперму, вкус которой до сих пор призраком носился в его рту. Как заправская шлюха, дырка-подстилка, он стоял на коленях перед тремя членами разом, готовясь сосать и лизать, и сглатывать густую, горячую белизну. Унизительно надеясь покорностью избежать, а если надо вымолить спасение от куда худших участей: чтобы его не били по причинным и иным местам, не заставляли делать какие-то мерзости и не ебали в попу, в агонии криков разрывая тугое колечко конскими хуями.
Из транса невесёлых мыслей его вырвал бойкий голосок.
— Па-ацан-чик! – Окликнула его воровка. – Хули уснул, ёпта? Не видишь – наши дружки заботы просят. Ручками смогёшь?
Для верности она тряхнула массивным лиловым членом. Подруги принялись повторять её жест, и спустя мгновения перед юнцом качались три широких залупы. Сгорая от стыда, с дрожащим от слёз взглядом, Калеб потянулся к дренейским фаллосам.
Они были горячими – те два члена, кальдерин и оторвин, которых он коснулся. Пальцы, попытавшиеся охватить толстые стержни плоти, не сумели сомкнуться, и велики были непокрытые ими пробелы. Неохватная плоть толстыми венами пульсировала под его пальцами, почти обжигая – и телесным теплом, и душевным терзанием, стыдом.
— Что застыл, малец? – На этот раз его окликнула охотница. – Дружок у меня не самонадрачивающийся, так что работай давай. Не вишь – скучает он.
Он открыл было рот, чтобы возразить – где, мол, у него третью руку увидели? Но серая опередила расспросы – сильно качнув бёдрами, она ткнулась головкой в лицо зажмурившегося парня. Прямо в его губки.
— Молчи, воздух не колыхай. Рот тебе для другого нужон... девчуля!
Спорить Калеб не посмел – в этот раз его хотя бы никто не бил. Не пытался удушить членом, не драл до немоты в отбитых яйцами яйцах, не срывал анус вместе с голосом, не творил каких-то других, пока неведомых ужасов. Поэтому, сглотнув слюну с остатками гордости, юный маг начал двигать руками, а затем медленно раскрыл рот и вытянул язык навстречу конской елде. Даже почти не поморщился, когда бугорки вкусовых рецепторов осадил неприятный,
Послушная