своего же оргазма. А после, когда обе дренейки перестали наконец извергаться, взялась приводить лицо охотницы в порядок – чистить-слизывать, высвобождая естественно-серый оттенок кожи из-под белизны семени. Вскоре и Стимула присоединилась к её занятию, сполна вознаградив волшебницу за усилия уже собственными ласками. Наконец, спустя не одну минуту страстной работы языками, лица и верх грудей дренеек были высвобождены из-под слоя спермы.
Изора прильнула к подруге, которую по-прежнему держала на весу, и испустила долгий стон облегчения. Закрыв глаза, она мягко тёрлась своей иссосанной, искусанной щекой о грудь серокожей.
— Не могу без тебя, сучья ты простецкая душа. – Бормотала волшебница голосом сладким от неги и нежности. – Ты как фундамент для моего дома, как воздух для моего ветра. Обнимала бы тебя до конца света.
Охотница же не отвечала. Также вся в засосах и укусах, зажмурившись она уткнулась в волосы подруги, вбирая их аромат, пока руки её нежно гладили ту по спине и шее. На лице хозяйки дома играла лёгкая, безмятежная улыбка.
— Чувства взаимны. – Сказала наконец она, подарив Изоры поцелуй в макушку. – Однако, чтой-то я своих дружков не чую как следует. Не посмотришь?
Изора вняла словам подруги. Она осторожно сняла серую с члена, поставила на пол и, развернув, заглянула той под хвост.
Увиденное заставило волшебницу виновато скривить лицо. Не удивительно, что Стимула не чуяла «дружков» как следует! Её яйца, и без того огромные и тёмно-серые, после недавнего сеанса неприкрытой жестокости приобрели угольный оттенок и разбухли. А мощный мускусный запах её плодовитости сменил мелкий палёный душок.
— Мирра? – Повернулась к старшей магичка. – Кажется, у нас снова инцидент: «Яичница».
В ответ, жрица вздохнула.
— Порой меня так и подмывает вместо лечения дать вам недельку походить с последствиями вашей любви ко взаимному членовредительству. – Проворчала-проворковала (проворчковала?) она. – Глядишь, научились бы выше ценить честный труд целителя.
Но хоть поворчать она поворчала, а к лечению приступила безотлагательно. И нанесённые друг дружке в порывах жестокого сладострастия раны у Стимулы и Изоры будто ластиком стёрли.
Как следует промассировав свои тестикулы, явно наслаждаясь вернувшейся чувствительностью, серокожая позволила себе фыркнуть.
— Пф, ишь разворчалась, мать! Тебе армию по силам возвратить с того света, ты не вспотеешь хоть седьмицу напролёт нас лечи.
Платиновая дренейка подобралась и упёрла руки в боки. Её мягкое округлое лицо приобрело при этом важное выражение – ну точно мать, что решила объяснить что-то непутёвому ребёнку.
— Снова ты за своё! Расход сил не волнует меня уже несколько тысячелетий, моя милая. – Сказала жрица наставительно. – Но я должна заметить, что ваши любовные травмы перестали радовать свой новизной уже через пару лет практики... Что началась почти полвека назад и с тех пор не прекращалась ни на день! Я – не деревенская знахарка: «корова болеет, поди подлечи». Я – художница-перформансистка от мира медицины! И я способна воплощать в жизнь любые фантазии, а не только вечно лечить твои отбитые шарики!
Серая фыркнула сильнее, а на её лицо наползла кривая усмешка.
— Трёхста медных монет за каждый хватит?
Её старшая подруга слегка поникла и вздохнула.
— Ну что ты за приземлённая душа такая, кулак тебе под хвост! – Сказала она в деланной обиде. – К тому же, мои услуги стоят больше, чем презренные триста медяков.
В обоих смыслах, ведь её мордашка вдруг протиснулась подмышкой у старшей. После чего воровка щекой прижалась к массивнейшей титьке и начала лениво покусывать мягкую плоть. Хвост её при этом в ненавязчивой такой манере принялся ласкать здоровый платиновый хер жрицы.