отгородив таким образом меня от окна, дабы свет не отвлекал от процесса, и пристроила и так уже почти в полную силу стоящий, по утреннему делу, член в свой ротик.
Убедившись, что и я, и мой младшенький проснулись окончательно, жена привычно перекинула через меня коленку, заправив в себя кол. Немножко покачалась, выгнувшись назад, и улеглась на меня грудками. Куснула за ухо:
— Спиииишь...
— М-м-м-м...
Выпустив колышек из себя на три четверти, медленно покачала попой, играя мышцами внутри, и я ахнул от удовольствия.
— Ага, не спишь...
Несколько раз чмокнула мое лицо и, прижавшись губами к уху, прошептала:
— А знаешь, о чем мы с Олей вчера говорили?
— М-м-м-м?
— Хи-хи... Они... – и примолкла.
Протянув руки, я чуть поиграл с верхней частью Нинкиных ягодиц. Это место у нее было очень чувствительным, и она, непроизвольно сжав моего дружка внутри себя, довольно замычала.
Тут я приостановился и чуть отстранил Нинку вверх, дабы видеть глаза жены. Глаза были хоть и полуприкрыты от возбуждения, но хитрющие.
— Так вот... Катькино зачатие у них есть...
Я прислушался к себе. Кажется, мысль жены мне понравилась.
— А... это хорошо, Нинок. Что, тоже посниматься в порнушке хочется? - я смотрел на жену уже ехидно.
Нинка снялась с меня и улеглась на живот рядом. Пристроила щеку мне на грудь, ухватилась за мокрый колышек рукой и жалобно сказала: «Ага... Только я не знаю, где камера...»
Я хихикнул.
— Отпусти хрен, схожу!
Нинка заполошно обернулась на свою руку, - похоже, она и впрямь не осознавала, что, разговаривая, потихоньку ласкает самое чувствительное место мужа, - и отдернула ее. Я встал и, шлепнув жену по тугой заднице, вышел.
Возвращаясь в спальню с камерой в руках, я, для разминки, снял сверху свой член, грозно, как таран, глядящий вперед. А потом перевел объектив на лежащую на кровати Нинку, радостно встретившую мое появление. Лежала она попой кверху, и я прицелился пройти фокусом вдоль всего ее тела не торопясь, но жена тут же, играя, перевернулась на спину и принялась, смеясь, оглаживать себя руками. Довольно быстро ее пальчики переместились вниз, к началу сомкнутых ножек, и немножко поиграли с верхом щелочки. В результате ножки начали раздвигаться все шире, и немного спустя я, развернув жену ногами к свету и подобравшись вплотную, с удовольствием и совершенно беспрепятственно снимал то, что находится у Нинки между двух аккуратных валиков в самом низу живота. Хозяйка всей этой темно-розовой, блестящей от соков прелести, хихикая, помогала мне заснять крупным планом все самые потаенные уголки во влажной глубине, раздвигая себя наманикюренными пальчиками.
Не выдержав, как обычно, такого издевательства, я залез туда сначала пальцами, а потом и язычком, отчего Нинка сладостно задрожала, и мне стало совсем не до съемок. Торопливо оглядевшись, я поставил напротив ее прелестей стул, положил на него камеру, отрегулировал фокус так, чтобы все детали в Нинкиной промежности были хорошо видны. И, подняв ножки жены повыше, вошел в нее, сообразив, правда, расставить пошире и свои ноги, дабы не закрывать от синего глаза объектива место соития.
Через некоторое время мне пришла в голову идея поставить Нинулю на кровать, на четыре косточки. Тут же вспомнив, что тогда придется искать, на что бы поднять камеру повыше, а значит, надолго покидать уютное местечко между Нининых ног, я плюнул и, увеличив темп, быстренько разрядился в прежней позе. Тем более что Нинка, кончив, против нашего утреннего обыкновения, раза три, уже начала потихонечку сохнуть внутри. На прощание я немножко поводил порядком
Прелестная грубость