который он раньше за ней не замечал. — Я сама разберусь.
— Да я... с радостью, — выдавил он, и голос предательски дрогнул. Он тут же пожалел, что не прозвучал увереннее, но отступать было поздно.
Мария Петровна посмотрела на него — долго, внимательно. Потом улыбнулась, чуть прищурив глаза.
— Ну, если тебе не в тягость, Ромочка... Завтра в одиннадцать подойдёт?
Он кивнул, чувствуя, как ладони потеют. Быть наедине с ней — с той, чьи морщинки и властный голос когда-то будили его по ночам, — это пугало и манило одновременно. Он уже представлял, как переступит порог её квартиры, как её запах — старых книг, травяного чая и чего-то неуловимо женского — окутает его. И как он, робкий и неуклюжий, попробует не выдать того, что творилось у него внутри.
На следующее утро Роман проснулся с тяжестью в груди. Он лежал в старой бабушкиной комнате, глядя на потрескавшийся потолок, и пытался понять, почему так нервничает. Это же просто помощь по дому — розетка, ноутбук, ничего сложного. Но мысль о том, что он будет наедине с Марией Петровной, крутилась в голове, как заезженная пластинка. Он принял душ, надел чистую рубашку — слишком долго выбирал между синей и серой, пока не плюнул и не взял первую попавшуюся — и в 10:55 уже стоял у её двери.
Квартира Марии Петровны была на втором этаже старого дома с облупившейся краской на стенах. Он постучал — тихо, почти неслышно, и тут же пожалел, что не позвонил в звонок. Через секунду дверь открылась. Она стояла перед ним в домашнем халате — тёмно-зелёном, с мелким цветочным узором. Халат был чуть тесноват, обтягивая её полные бёдра и мягкий живот, а вырез открывал ложбинку между грудей, где висел тот самый кулон. Её волосы были слегка влажными, будто она только вышла из душа, и пахло от неё не только чаем, но и чем-то сладким — ванилью, что ли.
— Ромочка, проходи, — сказала она, отступая в сторону. Её голос был спокойным, но с той учительской ноткой, от которой у него всегда пересыхало в горле. — Я уж думала, ты передумал.
— Нет-нет, я... вовремя, — промямлил он, переступая порог. Внутри было тепло, уютно: старый диван с вязаным пледом, книжные полки до потолка, на столе — раскрытый журнал и чашка с недопитым чаем. Он заметил, как она поправила халат, чуть затянув пояс, и его взгляд невольно скользнул по её фигуре. Он тут же отвернулся, чувствуя, как лицо горит.
— Розетка вон там, в углу, — она указала на стену у окна. — А ноутбук я потом покажу. Чай будешь? Или сразу начнёшь?
— Давайте... начну, — выдавил он, радуясь, что можно занять руки. Он достал отвёртку из сумки, которую прихватил с собой, и присел у розетки. Пока он возился с проводами, Мария Петровна стояла рядом, глядя на него сверху вниз. Её тень падала на пол, и он чувствовал её присутствие — близкое, слишком близкое.
— Ты всегда был такой аккуратный, — сказала она вдруг, и в её голосе мелькнула улыбка. — Помню, как ты свои тетради вёл — ни пятнышка, ни помарки. Не то что другие.
Он поднял глаза и тут же пожалел: она наклонилась чуть ближе, чтобы посмотреть, и халат слегка распахнулся, открывая больше, чем нужно. Её грудь, мягкая и тяжёлая, колыхнулась под тканью, и Роман замер, сжимая отвёртку так, что побелели костяшки. Она этого не заметила — или сделала вид, что не заметила, — и выпрямилась.
Палочка-выручалочка 
