затем другую, а он всё не мог определиться с ответом. Он всё думал и думал, стараясь не отвлекаться на боль пониже спины и невозможность пошевелиться в путах. Пока, наконец, Мирре не надоело ждать.
— Ой-ой! Вы чего?! – Заголосил волшебник.
Мягкие пальцы жрицы охватили и принялись массировать его нежные яички. Или, скорее, перекатывать между пальцев без особой нежности. Такой «массаж» не приносил ничего, кроме дискомфорта, и он даже попытался отстраниться – но куда, будучи привязанным к станку-то?
— Ничего особенного, малыш. – Ответила платиновокожая голосом терпеливой учительницы. – Я просто помогаю тебе с ответом. Ты ведь не хочешь задерживаться у нас в гостях, верно?
Свой вопрос она акцентировала особенно чувствительным перекатом мягких шариков мага.
— Да-да! – Поторопился тот с ответом. – Третьей была... Была... Госпожа Стимула!
Мирра что-то удовлетворённо проворковала, но руку с его мошонки не убрала.
— А кто была четвёртой?
Волшебник взвизгнул:
— Иии!!
Это было больно. Хватка на его достоинстве растеряла всякую нежность – теперь платиновокожая не стесняясь мяла мошонку, до боли сжимая нежнейшую плоть тестикул. Нисколько не сравниваясь с жуткой болью содомии, эта боль, тем не менее, несла с собой особый страх. Чувство, которое не было знакомо юнцу невзирая на жёсткие тренировки молодых магов. Более глубокий, чем любой другой, это был страх потерять часть своей плоти – животный ужас самца перед бесповоротной потерей мужества. Кастрацией.
Если Мирра ожидала таким жестоким образом выдавить из него ответ, сил своих он не рассчитала. Повизгивающий от боли юнец растерял всякий порядок мыслей, хаотично тычась в станок в пустых попытках сбежать от цепких рук рогатой. Ему не удавалось даже начать думать о том, кто в этот проклятый раз побывала в нём четвёртой.
— Фокусируйся! – Голос коллеги-магички раздался гонгом. – Маг ты или тряпка?!
Было в этом голосе что-то, живо напомнившее юному волшебнику годы, проведённый в школе волшебства. И всех тех учителей, наставников и тренеров, что готовили будущие поколения волшебных дел мастеров.
Привитая годами привычка слушать старших коллег, по-видимому, была для Калеба рефлекторной. Иначе было трудно объяснить, как в такой ситуации он незамедлительно послушался ту, чьими усилиями он в эту ситуацию и попал.
Подгоняемый бичом дисциплины, разум мага подсунул его языку первую же мысль.
— Да! Вы! – Выпалил он, превозмогая боль. – Четвёртой были вы, госпожа Изора!
— То-то же! – Довольно проворчала небеснокожая. – И, наконец...
Метод исключения оставлял единственный вариант.
— Госпожа Мирра была пятой!
Рука упомянутой госпожи напоследок сдавила яички мага и исчезла прочь. А волшебница поспешила огласить результат:
— Два из пяти! Оторву с Кальдерой ты угадал верно, но дальше полный швах! – Сказала она разочарованно. – Верно будет: Мирра, Стимула и, наконец, я! Ну что за ротозей! Ещё три штрафных часа!
Маг ничего не ответил, лишь молча уронил голову на мягкую подставку. Теперь штрафных часов было восемь. Восемь дополнительных страшных часов, за которые с ним будут делать незнамо что! Такое, может быть, что он позавидует себе нынешнему!
Четвёртый раунд в целом прошёл так же, как и третий: грубо, мучительно, громко. Мирре снова пришлось прибегнуть к лечебный чарам, чтобы привести его в чувство для расспросов – на этот раз сделать это стало сложнее. Может ей и удавалось возвращать силы его телу и остроту – разуму, духа и воли это не касалось. Медленно – быть может, со скоростью, какую от него не было причин ожидать, и какая заставила бы позавидовать кого другого – воля мага продолжать игру иссякала.
Он выбрался из плена апатии и взялся за ответы не сразу. Даже вернувшаяся острота мыслей не могла так же сильно помочь тому,