Он, любитель женских юбок и прелестей, был взят по-женски. Кончил – по-женски. Как ему теперь смотреть в глаза отца? А приятелей и однокурсников?! Да хотя бы чёртовой Милы-простушки?!! Хоть кого-угодно?!!!!
Но не дали ему повариться в саможалости.
— Ух! – Сорвалось с его губ.
Следующая дренейка заранее дала понять, что с ним сделает. Способом столь же простым, сколь и действенным – резко саданула своей тяжеленной, похожей на бревно елдой ему по копчику. Притом больно так, будто резиновой дубинкой вдарила!
Она выждала ещё секунду, прежде чем приступать. Сполна дала испугаться.
— Нет!... Вы что!... Вы меняАААААААА!!!
Он думал, что хуже уже не будет – он ужасно, ужасно ошибался. Четвёртая насильница не была ни торопливой, как вторая, ни медлительной, как третья – своим размеренным темпом она напоминала первую. Но то была скорее вынужденная мера, ведь ни о какой торопливости не могло быть и речи с такими размерами!
Магу казалось, что в него забивают натуральное бревно. Дренейка вбивала себя внутрь, вкладывая свой немалый вес, а её хваткие грубые руки сжимали бока с нежностью хищной птицы. Но как бы ни старалась, не могла войти быстро – даже раздолбанная её подругами, плоть мага просто отказывалась принимать в себя такого монстра.
Это была мука хуже всего, что было раньше. Несчастный юноша бился в путах, срывая кожу до кровавых ссадин и завывая от боли, сменяя вой лишь редкими мольбами то о пощаде, то о гибели. Это было хуже всего, что он мог описать даже в самой дремучей теории – его зад превратился в кольцо агонии, что рвалось, не разрываясь, в ужасной боли, а потроха раздувались, грозя лопнуть пуще прежнего.
Продвижение монстра в его теле заставляло внутренние органы подвинуться. Калеб просто не представлял, что такое можно ощутить, не умерев в тот же миг если не от боли, то от страха перед ней. Это внутреннее движение заполняло сознание первобытной паникой раненного зверя, давя на инстинкты самой неправильностью и неестественностью происходящего, к которому от природы не был приспособлен никакой разум. И никакие заверение лукавой и недоброй жрицы о том, что ему ничего не угрожает, не могли заглушить этот инстинктивный зов любой ценой избавиться от страшного мясного бревна в потрохах.
Возможности же сделать это не было никакой: путы держали накрепко, а его собственные возможности... Говорят, в такие моменты в магах открывались все глубины их таланта, но его магия спала в том проклятом камне. А на помощь не придёт ему никто – он, дурак такой, поплёлся в глухомань один-одинёшенек.
Впрочем, этим мыслям если и было место в переполненном анальной болью сознании юноши, то лишь в виде грубых набросков. А когда спустя вечность мужедева, достигнув-таки донышка, начала двигаться, не осталось даже этого.
Его голос был вновь сорван – не помогло даже пассивное восстановление, наложенное жрицей. Четвёртая дренейка имела его без лишней спешки: жёстко, размеренно и тяжело, но с такими размерами ей не нужна была скорость, чтобы превратить процесс в пытку. Громадный конский член взбивал потроха, колоссальная мошонка дренейки отбивала его собственную, вздутые жилы врезались в едва державшийся сфинктер. Не помогала даже обильнейшая смазка, и только время, каждая секунда которого растягивалась до мучительной бесконечности, парадоксально работало на мага, давая анусу растянуться и приспособиться под гостя-великана.
Маг едва ли понял, когда она финишировала. Потроха сохраняли лишь намёк на чувствительность, и даже залившая и раздувшая их огромная порция горячего семени не особо ощущалась. Юноша едва оставался в сознании и лишь слабо захрипел, когда рогатая мучительница несколько раз хорошенько прошлась по его ягодицам вынутым членом, разбив
Отвязная проститутка