Но лишь физического. Душа его горела от стыда – вдвойне потому, что тело отзывалось на осторожные прикосновения предательскими уколами удовольствия. Чужой палец возился внутри его нежной, постыдно податливой плоти, предвещая кое-что похуже. Его готовили к неизбежному теперь ужасу, обмазывали точно кусок мяса маринадом перед насадкой на вертел. И он видел эти вертела, эти ужасающие столбы крепкого дренейского мяса, что разделили размеры и форму с азеротскими жеребцами. Видел – и трепетал.
А пока Стимула трудилась над его попкой, кое-кто лиловый трудился над ней самой. Воровка вылизала ей зад до блеска, хорошенько поработав внутри, и уже заканчивала обрабатывать её массивные яйца – плотный тёмно-серый мешочек стал блестящим и почти чёрным от слюны. Посчитав свою работу там законченной, она куснула напоследок упругие шарики, заставив охотницу громко застонать и дёрнуться, невольно впившись пальцем в нежную стенку задницы Калеба – парень вскрикнул от боли.
Стоны серокожей стали только громче, когда Оторва ухватила её громадный фаллос и завела назад. Головке досталось первой – лиловая принялась покусывать мясистые края, слизывая белёсые потёки предсемени и натирая плоть до блеска. Стимула даже копытом стала притопывать, а потом и вовсе рефлекторно задвигала тазом, когда подруга принялась водить языком вдоль выпирающей понизу уретры, тут и там оставляя нежные укусы. Воровке это работу усложнило, но, ловкая от природы, она просто стала двигаться в такт чужим движениям – язык её работать не переставал.
Впрочем, потеха потехой, а ещё большая потеха сама себя не подготовит. Взяв себя в руки, дренейка-охотница добавила к первому пальцу второй, лишив парня даже того унизительного физического удовольствия, которое он испытывал против воли.
Её пальцы были узловаты, жилисты, крупны; их покрывала грубая, затёртая тысячелетиями боёв кожа. В часы сечи и охоты, они, она сама, её оружие – всё продолжало одно другое, и к нежности и ласке это единое целое едва ли было приспособлено. Ёрзая и кряхтя от боли, юный сын купца сполна ощутил эту её особенность, пока два жёстких пальца возились в его потрохах, нанося смазку. Анус его в этот момент был растянут овалом – никогда подруги Калеба не растягивали его так сильно. Колечко мышц стонало от напряжения, нет-нет да вспыхивая болью – ему было до холодного пота страшно представить, как пальцы сменит кое-что другое.
Третий палец заставил его дёргаться и вскрикивать, напрягая все силы, чтобы не заорать – боль была едва терпимой. Но дренейка – очень и очень терпеливой. И она никуда не торопилась – мурлыча под нос какую-то песенку, она разрабатывала очко будущей девки с методичностью настоящего профессионала, пока Оторва вылизывала её огромную мясную колоду.
— Хо-орошо-о-о... - Протянула она увлечённо, вытаскивая пальцы. Слова её сменились протяжным стоном, стоило лиловокожей заглотить головку её члена. – Оооох!
Временно предоставленный сам себе, парень выдохнул от облегчения. Он обтекал потом, а его задница пульсировала, блестя смазкой – было изрядно нанесено и снаружи, и внутри. Чуть растянутое, колечко мышц закрывалось почти полностью, но в центре его виднелась малюсенькая приоткрытая дырочка.
Теперь настал черёд игрушки. Борясь с ощущениями от умелых оторвиных губ, что присосались к её члену пиявкой, вылизывая уретру изнутри, Стимула начала аккуратно вводить шариковый фаллоимитатор – Калеб слабенько охнул, когда первый шарик, с вишенку размером, проник внутрь его тела. Как и прежде, дренейка не торопилась, и вводила предмет медленно, позволяя парню сполна ощутить, как его задница проглатывает каждый шар. Постепенно, колечко мышц расширялось под напором нового шарика, чтоб затем так же постепенно сузится, закрывшись за ним.
Каждый следующий шарик был чуть больше предыдущего, и уже на пятом Калеб откровенно
Эх, Наталья