Калеб не был в присутствии столь подавляющем и страшном. Страшной была лютая сила, заключённая в могучем теле, страшнее – лицо. Грубоватое, с надлежаще сильными чертами, оно без сомнений принадлежало убийце – навеки его исказила жестокость, свела злой маской. На нём был налёт высокомерия, что причудливо соседствовало в его чертах с чем-то сугубо звериным – беспощадным, как острый коготь, и приземлённым, как разлитая по траве кровь. На лбу, под спадавшей вправо единственной прядью в остальном коротких белых волос, горела адским пламенем руна на эредане – проклятом языке Пылающего Легиона.
Снаряжение её было под стать хозяйке. Всё тело от подбородка до копыт закрывал плотный чешуйчатый доспех, которому, впрочем, едва удавалось скрывать бугры мышц и небольшие, но явно подтянутые грудки; и крепкий шлем от него болтался на поясе. Доспех этот не был прост – в его пластинках Калеб с удивлением и трепетом узнал чешую красных драконов, того же оттенка, что и кожа демоницы. И, зная о том, что Красная Стая стараниями Алекстразы обзавелась посольствами во всех крупных государствах, не оставалось сомнений, что этот доспех был не только безумно дорог и крепок – он был категорически вне закона. А покрывавшие его оранжево-пламенные символы и руны на эредане указывали на не менее противозаконное зачарование – маг чуял недобрую мощь, что в них таилась.
Не отставало и оружие, которым, вероятно, и была добыта чешуя. Из-за спины демоницы торчал приличествующей её габаритам не то топор на длинной рукояти, не то алебарда. Юнец таких в жизни не видел – топор был целиком выкован из угольно-чёрного металла, и несмотря на габариты и явно огромный вес, выглядел удобным и сбалансированным. Равно как и зачарованным: как и панцирь, оружие покрывали светящиеся углями руны и демонские символы, напитанные злым колдовством. В сравненье с таким инструментом войны длинный кинжал в золочённых рунических ножнах – меч по людским меркам – и вовсе можно было не упоминать.
Походя, краснокожая бросила на мага беглый взгляд, заставивший его дрожать. Не взглядом окинула – двумя раскалёнными ножами по телу провела! Показалось Калебу – смотрят на него два огненных омута, и мысли эредарки нет-нет да вплывают на поверхность как черти глубоководные. Жуть царила в глубине тех очей цвета пламени, спрессованная веками кровопролития жуть и дикость звериная.
Дойдя до стойки, она нависла над ней и Калебом алой осадной башней. Штурмовыми рампами грохнули по столешнице кулаки, и помещение взорвал крик, подобный грому:
— Дайте! Девке! Рому!
Каждое слово подкреплял удар, заставлявший толстое дерево трещать, а винные бутылки подпрыгивать, чуть не падая, с громким жалобным звоном. С трудом похватав пытающуюся упасть тару, трактирщик вздохнул и с усилием пододвинул к воительнице бочку, громко скребя и царапая столешницу.
Вид долгожданно пойла пробудил в ней такую жажду, что она не удержалась и облизнула губы. Маг поёжился – язык у силачки оказался что алая змея, длинный и гибкий. Могучая рука её легла на бочку и сжала край с такой силой, что проломила крышку, выпустив наружу сладкий ромовый дух. Подняв огромный сосуд лишь одной рукой, без видимых усилий, демоница принялась лакать напиток прямо через этот пролом.
Глотка её заходила ходуном, пропуская в брюхо какие-то непомерного объёма глотки. Но и этого не хватало – не умещаясь во рту целиком, ром активно стекал по подбородку, обливая доспехи. Он шипел и испарялся, стоило каплям коснуться заклятой драконьей чешуи, и запах палёного сахара полз по помещению.
Как следует отпив – хватило бы на целую компанию людей – эредарка выдохнула. На лице её воцарилось выражение исключительного, животного наслаждения. Довольная, как нортрендский
Детство (часть 1)