мамонт, она даже облачко пламени выпустила изо рта, усилив палёный сахарный запах.
— Дааа-ррр! – Рыкнула она торжествующе. – Благодарствую, Грэг! Знатный ром, вправду сладкий. Кстати, как там мясцо? Неси свиней, Грэг!
Выкрикнула она и устроилась за стойкой, ждать – в зал как раз заносили вертела с поросятами, ставить на очаг. Ну как устроилась – подхватила хвостом два крепко сбитых стульчака, стоявших у ближайшего стола, и устроила их под своей задницей. После чего без лишних слов плюхнулась на протестующе скрипнувшую мебель.
И только тогда удостоила Калеба настоящим вниманием. На его счастье, ром чуть смягчил звериное в её глазах – теперь они, подобно глазам сытой кошки, изучали его с ленивым любопытством. Но даже такого взгляда хватило, чтобы он начал дрожать.
— Калеб, да? Я – Кальдера! – Сказала она, грохнув по груди кулачищем. – Прекрати тряску, сопляк – сильно ты тощий тебя лопать! А может всё равно тебя сожрать, как раз тут разлёгся, как подсвинок в загоне? – Краснокожая клацнула зубами и облизнулась своим длинным языком, заставив Калеб сжаться. Шутница тут же зашлась жутковатым и разнузданным демоническим смехом, явно довольная собой. – Ой, ну ладно тебе, сопля трясучая! Времена нынче не те, чтобы я людских недорослей лопала! Вставай давай!
Хвост воительницы рассёк воздух кнутом. Не успел Калеб запротестовать, как гибкая конечность уже обвилась вокруг него – и приподняла, сжимая его побитые мужичьём бока. Боль обхватила торс раскалённым хомутом, а в глазах потемнело – юноша вскрикнул бы, не пережми хвост дыхание.
Обратно он повалился кулём да кашлем зашёлся. Ему вдруг подумалось, что местные мордовороты вполне могли поломать ему рёбра. Уж не отхаркнул ли он сейчас что-то с привкусом железа?
Сквозь пелену дурных мыслей донёсся стук копыт. Он приближался настойчиво, но без лишней торопливости, пока его источник не оказался прямо перед сводимым кашлем парнем.
Затем Калеб снова услышал тот голос: по-матерински заботливый, обволакивающий своим теплом. Голос, за которым и к которому хотелось идти, к обладательнице которого хотелось прильнуть, дай ей обнять себя – или наоборот, заслонить собой, если к ней придёт угроза. И на глазах парня снова выступили слёзы.
— Ох, Кальдера, милая! Сколько раз тебе говорить быть осторожней с людьми? Они не по-нашему скроены, ломаются легче. – Почти проворковал голос. – Гляди, что ты сделала с малышом!
Следом за тёплым голосом пришло тепло телесное. Оно наполнило мага, снимая всю боль, помрачение мыслей и взгляда, все неприятные ощущения – будто материнские руки заботливо натянули на него тёплое одеяло. И подобно тёплому одеялу, в это ощущение хотелось закутаться, хотелось, чтоб оно длилось вечно – ему и с девчонками едва ли бывало так приятно.
В этом было что-то отдалённо знакомое. Волшебство бывало опасным занятием, а потому на тренировках в школе всегда дежурил лекарь – Калебу, к своему стыду и сожалению, доводилось порой ощущать на себе его целительную магию. Вот только если волшба школьного лекаря едва ощущалась, эта была настоящей волной тепла. Чуялись за ней мощь и умение, какие даже на небезденежных должностях магических школ не водились вовсе.
Боль ушла совсем, оставив после себя лишь дискомфорт от впивающихся в руки верёвок. Более того, тело парня наполнилось силой, а голова – ясностью, будто не было ни выпитого вчера спиртного, ни жестокого пробуждения, ни намятых боков. Сыну купца казалось, что ни разу с самого детства его не переполняло таким количеством энергии: ему хотелось бегать, прыгать – и, чего греха таить, задрать подол-другой.
Даже чувства его, все до единого, стали яснее и острее, чем он когда-либо надеялся ощутить или даже мог представить.
Исполнение тайных желаний