— Вы не подумайте, - зашептал Стасик, нервно танцуя пальчиками по теплой взбугрившейся ширинке, - я ведь совсем не такой, ну просто интересно, я никогда ведь... о-о-о, ничего себе, он всё не заканчивается...
Какая-то часть стасикова сознания, не вполне еще запьяневшая от происходящего, попыталась просигнализировать ему, что нельзя столь откровенно нахваливать чужие причиндалы (тебе-то что до них, пацан?!), что так делают только тёлки, и даже не просто тёлки, а прямо-таки шлюшки, но вместо того, чтобы прекратить, он обернулся к нагло лыбящемуся Розенбому, осоловело заглянул ему в глаза и произнес:
— У вас там большущий...
Прижатый кожаными штанами хуй напрягся сильней и из положения "без десяти" продвинулся к "без пяти". Стасик сглотнул слюну.
Розенбом изучающе посмотрел на паренька. Во взгляде его было ощущение неожиданно счастливой находки, будто бы человек, скажем, пошел в лес за сыроежками, а обнаружил под кустом даже не белый, а набитое купюрами портмоне.
— Значит, ты совсем не такой, - ухмыльнулся моряк.
Розенбом вдруг, видимо, что-то решив, резко прихватил Стасика под грудь и усилил свои движения. Туда-сюда, чавк-чавк, туда-сюда, чвяк-чвяк-чвяк. Стасик протяжно застонал.
Смуглый парень за окном залез Милене языком в ухо. Она томно теребила его кудри.
— Почему вам так нравится рукой в попе... это же ужас как странно, - прошептал Стасик.
— У нас с Захаркой игра такая была, - прошептал в ответ Розенбом, - он перед еблей всегда просил проверить, как там у него всё приготовлено...
Оно накатывало исподволь, разбегаясь от разминаемой моряком дырки по всему телу. Внутри Стасика будто бы суетились электрические муравьи - они щекотали лапками то тут, то там, нежно покусывали в самых неожиданных местах, их становилось всё больше и больше и прогнать их стало уже совершенно невозможно - он полностью захватили стасиково тело, заставили его открыть рот, оттуда выбегали на мордочку, щекоча розовеющие щеки и скользя вдоль глаз, полуприкрытых в божественном отупении. Стасик понял, что, кажется, сейчас что-то случится.
Он уперся в стену руками, открыл рот и, прогнув спину, выпятил свой зад уже абсолютно безо всякого стеснения. Розенбом, не останавливаясь, шуровал в нем.
— Вы его часто трахали? - одними губами произнес Стасик.
— Через день ебал в жопу как сучку, - просипел Розенбом, - визжал, бляденыш, когда кончал - так голосил, что рот приходилось затыкать...
Стасик внезапно затрясся, издав тонкий, пронзительный звук. Розенбом прихватил его рот ладонью. Она пахла куревом и терпким мужским парфюмом.
Музыка в помещении вдруг умолкла и Милена обернулась и выглянула на улицу. Чуть не подпрыгнув от увиденного, она вытаращила глаза и притянула к окну своего кавалера. Тот стал вглядываться в сумерки, поочередно приподнимая густые брови.
Убегать было поздно - Стасик уже кончал. Лишенный воли пряным анальным блаженством, дрожа плотно насаженной на лапу попкой, он толчками выстреливал в уплотненный гульфик спецтрусишек и даже не пытался дернуться - просто мычал сквозь солоноватую на вкус ладонь, переводя взгляд то на изумленно хохочущую Милену, то на заговорщицки скалящегося джигита.
Наконец сперма закончилась. У Стасика подогнулись колени - резко протрезвев, он осознал весь ужас своего положения.
— Немедленно валим отсюда, слышите! Вы, блин, слышите меня!.. Довольны, да? - с капризно-властной интонацией прошипел Стасик.
Розенбом осторожно вывинтил руку (видимо, разоблачение в его планы так же не входило), и, наскоро обтерев ее платком, потащил Стасика подальше от ресторана - во тьму обезлюдевшего парка.
— Вы заранее знали, что так всё кончится, да? - отдышавшись, спросил наконец Стасик, когда они отошли на порядочное расстояние.
Игрушка старшеклассников (продолжение "Переломного уикэнда"). Первая поездка за город