Покрыв каплей смазки щель, она снова облизнула пальцы и вернула их на клитор. Отпустив грудь, второй рукой взялась за половинку задницы и оттянула её в сторону.
Между ног стало свободнее, ласкать себя теперь получалось легче и шире.
— Отец... - прошептала Лена, чувствуя, как вместе с этим словом приходит спокойствие и расслабление – Папа... - повторила она, вводя два пальца внутрь себя.
Воспоминания о его проникновении, о прикосновениях рук отца к заднице волновали её всё сильнее и сильнее. Лена расставила ноги шире и собралась полностью утонуть в женском наслаждении, как вдруг загудел телефон.
Она вздрогнула и быстро подхватив халат запахнулась.
— Да, пап? – ответила на вызов Лена, полушепотом.
— Анька спит? – раздался суровый голос Михалыча.
— Спит – также тихо ответила, всё ещё возбужденная и румяная Ленка.
— Открой мне, чтобы я не звонил. Мешок картошки привез вам, закину и пойду – ответил отец.
— Иду – шепнула Лена и бросив телефон на проклятый стол, прошла к порогу.
Тихонько отперев замок, который всё равно грохнул щелчками, и сняв цепочку, Лена осторожно открыла дверь, впуская свет из подъезда в темную прихожую.
Рослый, седеющий отец тяжело шагал по лестнице с мешком на плече. Лена отступила в сторону впуская его внутрь.
Михалыч, жестом спросил, – куда мол поставить? – и Лена кивнула на кухню.
Кивнув, отец прошел по коридору и опустил мешок в угол за газовой плитой.
— Ну давай, милая – тяжело дыша после подъема, он хлопнул дочь по плечу – Домой поеду, мать совсем заболела. Надо приглядывать.
— Ладно – утер пот со лба мужик и взялся за ручку двери в прихожей.
Открыл её и сделал первый шаг за порог.
— П... папа! – не выдержав, окликнула его Ленка и судорожно сглотнув, закрыла глаза.
Михалыч обернулся и молча поглядел на дочь.
Дернув поясок на своем халате, Лена скинула его с плеч и уронила на пол, оставшись абсолютно обнаженной, в прямых лучах лунного света.
— Задержись минут на десять, пожалуйста – выдохнула Лена в темноту прихожей – Мне плохо, пап...
Глядя на неё, Михалыч не видел, но чувствовал, что дочь в отчаянии и вот-вот расплачется.
И это нельзя было объяснить, желанием секса или похотью, только смятением в душе и одиночеством, накопившимся от горя и тоскливых ночей.
— Леночка – вздохнул отец, шагнул обратно в квартиру и прикрыл за собой дверь, погружая прихожую в полную темноту – Доченька... - снова произнес он, стоя у порога – Чё уж ты так себя довела? Мужиков, что ли мало вокруг?
— Мне плевать на мужиков! – твердо ответила Лена стоя в свете луны – Мне страшно и мерзко с другими. Я никого не хочу – дрожащим голосом добавила она.
Михалыч постоял молча ещё несколько мгновений, вздыхая и глядя на силуэт обнаженной дочери.
— Погоди минуту, Ленчик – тихо и хрипло ответил он и наощупь открыл дверь ванны.
Не включая света отец помыл руки с мылом и вытерев их, снова вернулся в коридор. Дочь стояла на том же месте, также ровно и уверено, держа руки по швам.
— Иди сюда, моя хорошая – хмуро произнес Михалыч и когда дочь подошла, обнял её за тонкую талию. Повернул спиной к стене и в темноте взял губами сосок левой груди.
Облегченно выдохнув, Лена обняла его и погладила седеющие волосы.
Прижав дочь к стене и продолжая ласкать её сосок языком, отец протянул вторую руку, к её мохнатой и мокрой промежности.
— Ноги раздвинь, хорошая моя – пробубнил Михалыч, не отпуская соска изо рта – И присядь немного.
О, Наташа! 