Она кивнула, как будто получила ожидаемый ответ, и достала из кармана халата книгу — ту самую, по психологии власти. Перелистнула страницу, где был загнут уголок. «Здесь пишут, что власть — это умение заставить другого играть по твоим правилам, думая, что это его выбор», — произнесла она ровным тоном лектора. Алексей не ответил. Он уже засыпал, когда услышал, как страницы шуршат в темноте, а её силуэт качается в кресле, словно маятник.
*****
Игры в темноте
Алексей больше не приходил домой трезвым. В его пальцах застревал запах чужих духов, на воротнике рубашек оставались следы помады – алые пятна, как метки территории. Катя больше не стирала их. Она раскладывала испачканные вещи на кровати, аккуратно разглаживая складки, будто готовя экспонаты для выставки.
Однажды ночью, когда он ввалился в спальню, спотыкаясь о собственные ноги, она ждала его, сидя на подоконнике. Лунный свет резал её силуэт, обнажая тонкую цепочку на щиколотке – подарок, который он когда-то назвал «рабским ошейником».
— Ты знаешь, что сегодня? — спросила она, не поворачивая головы.
Алексей плюхнулся на кровать, с трудом фокусируя взгляд.
— Чёрт... Среда?
— Наша годовщина, — её голос звучал ровно, как лезвие. — Пять лет с того дня, как ты купил меня.
Он засмеялся, потянулся к ней, но схватил воздух. Катя медленно соскользнула с подоконника, её босые ступни бесшумно коснулись пола. На ней не было ничего, кроме чёрного кружевного белья – того самого, которое он подарил на первую ночь.
— Ты пьян, — сказала она, подходя ближе. — Но я не откажусь от подарка.
Её пальцы расстегнули его ремень с хирургической точностью. Алексей застонал, чувствуя, как трезвеет с каждой секундой. Она не прикасалась к нему, лишь скользила ногтями по внутренней стороне бёдер, останавливаясь в сантиметре от цели.
— Катя... — он попытался сесть, но она резко толкнула его обратно.
— Лежи.
Её губы обожгли кожу – не поцелуй, а укус. Она оставляла следы, как метки, двигаясь вниз, медленно, невыносимо медленно. Алексей сжал простыни в кулаках, чувствуя, как теряет контроль.
— Вот видишь, — она подняла голову, её губы блестели. — Ты всё ещё мой.
Когда он попытался перевернуть её, Катя резко отстранилась.
— Нет. Сегодня всё по-моему.
Она достала из тумбочки шёлковый галстук – его любимый, синий. Обвила вокруг его запястий, привязывая к изголовью.
— Ты... — он задохнулся, когда её рука скользнула вниз.
— Я что? — она наклонилась, её волосы касались его груди. — Ты ведь любишь, когда я слушаюсь?
Её движения были точными, безжалостными. Она знала каждую точку, каждый нерв – и играла на них, как на струнах. Алексей выгнулся, чувствуя, как границы между болью и наслаждением стираются.
— Проси, — прошептала она, останавливаясь в момент, когда мир уже готов был рухнуть.
Он застонал.
— Пожалуйста...
Катя рассмеялась – низко, хрипло.
— Вот видишь. Даже король может стать нищим.
И только когда он потерял дар речи, она позволила ему закончить, наблюдая, как его тело содрогается в конвульсиях удовольствия.
На тумбочке стоял стакан воды и две таблетки аспирина.
Алексей проснулся с пульсирующей головной болью. Солнечный свет резал глаза, как нож, а вкус вчерашнего виски все еще стоял на языке. Он потянулся к стакану воды на тумбочке – рука дрожала, задевая записку.
*"В следующий раз я не буду такой мягкой."*
Он скомкал бумагу, швырнул в угол. Но даже сквозь похмельную ярость его тело помнило ее прикосновения – холодные, расчетливые, доводящие до безумия.
Три дня спустя...
Катя сидела за кухонным столом, когда он вернулся с работы. Перед ней лежали бумаги – договоры аренды, финансовые отчеты. Она даже не подняла головы, когда он бросил ключи на стол.
Анальный опыт с учительницей