— Ффямо фаф фохфа... Ффямо фаф фохфа... Ффямо фаф фохфа...– Затем, утратив всякий намёк на связность, её и без того неразборчивое бормотание рассыпалось чередой охов-стонов. – Ффафох... Ффафооох!.. Ооооох! Ох-ох-ох-ох-ох!
Зверь задвигался в темпе, который можно было спутать со звериным – но лишь на первый взгляд. В нём, животно-напористом, было и что-то совершенно чуждое животному миру: слишком размеренное, слишком методичное, слишком репетативное. Не животное и даже не живое – машинное, поверхностно подражающее жизни. Лишнее напоминание, что сгусток колдовства в форме вепря был, по сути, лишь замысловатой секс-игрушкой, сотканным магией автоматоном.
И как любой автоматон, он тщательно исполнял заложенную программу. Войти до упора; зависнуть на миг, дав эредарке сполна ощутить размер и форму; выйти, пока внутри не останется самый кончик; снова зависнуть; повторить первый пункт. Раз за разом, в беспощадном до хруста костей цикле, топорща накачанный пресс эредарки кончиком свиного члена. Заставляя могучую воительницу куклой трепыхаться под брюхом зверя-заклинания, раскачивая её толстый член, срывая с его кончика густые белые капли.
Глаза Кальдеры закатились с жуткой силой. Калеб уже было принялся ждать, когда стебельки нервов порвутся, и огненные зенки начнут вольно кататься в глазницах, но этого не произошло. Краснокожая нашла в себе какие-то силы вернуть контроль над зрением и, сквозь поволоку болезненного удовольствия, умоляюще вгляделась в магичку.
— Ещё чего – со свиньями переговоры вести! Хочешь передышки – чисти давай. А то язык-помело отрастила, а толк для него даже взаймы не берёшь.
Кальдера ещё глянула на её, мешая во взгляде удовольствие, мольбу и злость, да и послушалась. Содрогаясь под толчками вепря, силачка подняла с пола свой бесконечно-длинный язык. Выпростав его ещё сильнее, она потянулась навстречу вымазанной её же спермой и алкоголем подруге.
Изора довольно замурчала, когда кальдерин язык пошёл гулять по её небесной коже. От упругих яичек вдоль крупного члена, очищая от капель семени и выпивки подтянутый животик и крупные грудки, вверх – к застывшему высокомерной маской личику и слипшимся волосам. Там ему предстояла особенно тщательная работёнка – отмыть-облизать каждую складочку и каждую прядку, привести в порядок рога и ушки, сглатывая солоно-горький коктейль спиртного и телесного. Побороться с гибкими щупальцами, что игриво мешали работать – минута за минутой, пока личико изорино не начало блестеть.
Вепрь, тем временем, не сбавлял свой механический темп. Машинно репетативный, неживой – одним словом, скучный. Во всяком случае, так явно думала лиловая дренейка, ведь именно скука читалась в её нахальных глазках.
А потом вдруг улетучилась, когда в них сверкнула озорная искорка.
— Пожди-ка, Синюха! – Воскликнула воровка с бутылкой в руках.
«Синюха», услышав не шибко уважительное прозвище, было нахмурилась. Жмуря один глаз, окрестности которого сейчас исследовал язык эредарки, вторым она бросила на мелкую сердитый взгляд. Впрочем, сердитость его мигом улетучилась, сменившись одобрением, стоило ей рассмотреть, что подруга делала с бутылкой.
Сомкнув пальчики одной руки кольцом, другой она пропихивала в это самое кольцо горлышко сосуда. И глаза вороватой непоседи, сверкавшие озорством, яснее ясного говорили о её намерениях.
Изора щёлкнула пальцами. Вепрь тут же прекратил двигаться, полностью выйдя из красной задницы. Между кончиком его светящегося синим члена и раскрытой дыркой оставался промежуток. Крайне удобного размера промежуток.
Кальдера, затраханная кабаном до полуодури, внимания на это даже не обратила. Не обратила она его и на цоканье копытец лиловой. Встрепенулась лишь когда что-то тёплое упёрлось в её ягодицу.
Брошенный за спину взгляд раскрыл краснокожей обстановку. Оторва склонилась под вепрем, прижавшись щекой к её заднице и нагло зыркала в ответ, поигрывая бровками. С нахальным видом, лиловая помахала ей
Билл и Моника. История любви.