твердость нежного бархатистого соска... Женщина вдруг мыкнула, и он замер, в панике отдернув руку. Однако мать с членом сына во рту продолжала спать, даже губы расслабились, перестав сжимать ствол. Возникло чувство брошенности - детской обиды, словно мама, задержавшаяся на работе, не зашла поцеловать на ночь. Впрочем, ситуация была совершенно другой, и приободрившейся Антон вновь положил руку на грудь, а потом слегка сжал крупный, вроде чуть затвердевший, сосок пальцами. И совершенно неожиданно мать глубоко вздохнула через нос... и снова сжала член губами!
1.jpg
И он возобновил острожные движения бедрами, боясь разбудить мать, пребывавшую в данный момент в его полной власти. Заодно он продолжал гладить и слегка сжимать шелковистую упругую округлость, иногда играя с соском – ему нравилось руководить глубокими вздохами, рождавшимися перед ним, едва подушечки пальцев проходились по бархатистому столбику.
Взгляд упал на голый, слегка выступающий лобок. Колено матери было по-прежнему отклонено в сторону, и сын, чувствуя себя еще больше неловко, чем даже дав ей в рот, чуть наклонился и провел пальцами воль щелки. И добился довольного громкого, пусть и сдавленного от присутствия инородного предмета во рту, стона. На этот раз испуга не было. Даже наоборот - жуткий стыд от того, что делал с мамой совершенно неподобающие вещи, слегка отступил – ей явно понравилось последнее. Значит не только он в своей эгоистичности наслаждается безвольным женским телом, но и делает ему приятное!.. С замиранием сердца Антон проник пальцем во влагалище, и мать кроме взмыкивания прогнулась на постели, устремив груди в потолок...
Тут уж сын отдернул руку – дырочка была влажной и скользкой, и это, наверное, было бы противно, если бы не чувственная реакция содрогнувшегося роскошного тела... И удовольствие от члена, медленно и осторожно двигающегося в плену пухлых губ...
И сын снова ввел во влагалище матери палец. Та опять вздрогнула, порывисто вздохнув, отчего ее крупная грудь заволновалась. А роскошные ресницы затрепетали, приоткрыв узкую полоску белка.
Антон поспешно отстранился, мгновенно осознав с немаленькой толикой ужаса, что мать не простит того, что он с ней делает. Он порывался схватить одежду и поспешно сбежать, но веки, немного потрепетав, сомкнулись, а красивое лицо разгладилось (с немного обиженным выражением, впрочем).
Мучимый совестью и стыдом, юноша хотел было уйти, но перед ним по-прежнему раскидывалось стройное женственное тело, манящее абсолютным отсутствием интимных секретов, и не было сил заставить себя даже просто отвернуться.
Впрочем, Антон больше не рисковал ласкать мать между ног. Вместо этого он забрался на постель и оседлал безвольное тело. Мальчишечьи руки немного покуражились с грудями и сосками, добившись того, что на красивом лице появилась кокетливо-чувственная улыбка. Парень мог бы назвать ее блядской, но разве так можно говорить о маме, предоставленной в его полное распоряжение, совершенно не ведая об этом? Однако эта улыбка словно дала добро на следующий шаг. Не понятно, откуда взялась эта идея в голове, но он примостил член в ложбинке между грудей, а потом сдавил их, едва не кончая от восхитительных ощущений бархатистого упругого плена. Инстинкты погнали вперед, и сын принялся трахать мать между сисек, завороженно наблюдая, как сизая головка показывается из уютного тоннеля объемных округлостей. Вначале все так же осторожно и медленно, но - постепенно раскочегариваясь от невольной покорности женщины под ним, - все быстрее и резче.
И снова затрепетали длинные ресницы, и Антон замер, представляя, что будет, если мама застанет его в этой слишком недвусмысленной ситуации. Однако сон, наведенный усталостью, переживаниями и снотворным, опять пересилил.
Подросток, замерший в полуприседе и с нелепо раскинутыми руками, немного успокоился и оглядел дело этих самых рук... И не
Ох как было хорошо 