«Петрович! Чего-раньше об этом, не вспоминал? Обошлись бы без порошка!»
«Так ты же, допуск в мозги шефа во время процесса целиком заполняешь. Через тебя не пробиться...»
«Бывает, что увлекаюсь. - согласился Я. - Вы уж как-то, меня, того... если надо... потесните. Не обижусь. Для того и определены Большаку в помощники...»
«О, давно хотел спросить! Кем-определены-то?» - задал вопрос Борик.
«А хрен его знает! Определились и – всё!»
Петрович по-отечески «поглядел» на спящего Большакова.
«Нам его опекать велено, тем, кто на это имеет дозволение... Борис Петрович Большаков – наш приют и подопечный...»
«Не уж-то – САМИМ! дозволено?»
«Не знаю...» - рассердился Петрович.
Он не любил признаваться, что что-то не знает.
«Мы – итог его мыслей и воплощение его желаний» - сказал, позёвывая, Я....
Тем временем, в купе, где спал наш герой, зашла загруженная вещами супружеская пара.
Он - возрастом за пятьдесят. Характерный профиль иудея, густая шевелюра благородной седины. В прекрасной спортивной форме, которая, при всём желании, не застёгивалась на животе.
Она - в серебристом облегающем платье. Лет на двадцать моложе. В меру округлая, с агрессивно выступающим бюстом, копной рыжих волос и боевой раскраской миловидного лица.
Вид армейских сапог, повёрнутых подошвами в их сторону, входящих слегка шокировал.
— Моня, здесь уже кто-то есть! - сказала женщина.
— Как не быть, когда я вижу эти ноги! - с твёрдой убеждённостью произнёс мужчина и посмотрел на листочки железнодорожных билетов. – Не стоит беспокоиться. Он лежит не на наших местах.
— Но в сапогах и совершенно одетый...
— По всему видно, что это военный. Они приучены спать в любых условиях.
— Будет ужасно, если он ещё и храпит?
Моня поставил вещи, встал ногами на свободный край дивана, и заглянул в лицо спящего:
— Совсем молоденький. В таком возрасте, как правило, не храпят...
— Надеюсь, хорошенький? - супруга привставая на цыпочки, стараясь разглядеть хоть что-то. – Ехать четыре дня с кем попало...
Моня спрыгнул с дивана на пол:
— Судя по размеру сапог - твой любимого рост, Софочка.
— Ты шо, с мозгами поссорился?! – всплеснула белыми, сплошь покрытых веснушках, ручками Софа. – При чём тут его рост, и мои интересы!
— Софа. Надеюсь, диалог ещё возможен, если ты однозначно права?
— Ладно, давай укладывать вещи, - успокоилась Софа, которая действительно питала слабость к молодым и высоким.
Супруги деловито рассовали поклажу в середину диванов, уселись на захлопнутые крышки и стали терпеливо ждать - кто ещё придёт на свободное место.
Состав тронулся. За вагонным окном поплыли вокзальные пейзажи, и оба супруга посмотрели друг на друга с недоумением. Пустующее место в купе скорого поезда, идущего на «большую землю» не могло не вызывать вопрос: «Почему?»
В открытую дверь заглянула немолодая широкозадая тётка, которая знала ответ.
— Предъявите проездные билеты, товарищи пассажиры, - сказала она и уставилась на сапоги спящего солдата.
— Пьяный что ли? Эй, товарищ военный! Проверка проездных документов, поднимайтесь! - Поскольку громкость голоса не сработала, тётка постучала по подошве сапога скрученным на палочке флажком, - Молодой человек! Проверка билетов!
Большаков заворочался. Сутулясь, от нависающей сверху полки, тяжело сел. Кирзачи едва не угодили в голову сидевшему внизу еврею.
— Прошу не так сразу! - увернулся тот с ловкостью свойственной этой нации.
— Пардон! Не заметил... - Борис уставился на личико сидевшей внизу крашеной дамы, которая кокетливо улыбнулась его «французскому». Посмотрел в окно, затем перевёл сонный взгляд на стоящую в проходе проводницу:
— Мы что, уже едем?
— Едем, едем, молодой человек. Давайте ваш билет...
Большаков, упёршись на края полок, как на гимнастические брусья, легко достал ногами пола и, пошарив во внутреннем кармане кителя, протянул проводнице оранжево-розовую бумажецу:
Японские шалунишки