за пятерых, за что ей тут же прилетело, жрица же улыбнулась Калебу и показала ему предмет из тумбочки. Парню пришлось приложить усилие, чтобы отлепить испуганный взгляд от её огромного возбуждённого фаллоса и сосредоточиться на предмете.
На пальце дренейке маятником качался резной кристалл на цепочке. Вглядываясь в украшение, юный волшебник всхлипнул от досады – это был медальон прадеда!
— Помнится, малыш, вчера ты рассказывал нам о том, как твой «достопочтенный» предок «отважно» воевал с полчищами Пылающего Легиона... - За её спиной Кальдера хищно оскалилась. Мирра будто почуяла это, и её спокойный взгляд, брошенный через плечо, заставил эредарку стушеваться. -.. .на Аргусе. Да-да, малыш, ты не помнишь – ты напился свиньёй! Не суть. Вероятно, предок твой оставил тебя в неведении касательно природы своей «находки».
С осторожностью, в которой читалось соответствующее её статусу религиозное почтение, жрица поместила медальон на ладонь, закрыла глаза и принялась молиться нараспев. Маг не знал ни слова – древнее наречие эредана, использовавшееся лишь в религиозных церемониях, было старше даже языка ночных эльфов. Как и прежде, когда она пела под деревом, голос жрицы звенел тяжёлой, сгущенной веками скорбью – такая же отражалась на склонившихся лицах её подруг.
Мирра раскрыла глаза и обратилась к пленнику, утирая слёзы:
— Скажи, малыш, что тебе известно о похоронных обрядах древних эредаров? Можешь не отвечать! Даже мудрецы твоего народы имеют об этом лишь самые поверхностные представления. Мы не спешим делиться, а Аргус... - В её голосе прорезалась горечь, а лицо исказилось болью, на миг изменив самообладанию. Следующие слова были горче золы и тяжелее свинца. – Аргус мёртв.
Она пристально посмотрела на подруг, задержавшись взглядом на Кальдере. Не в силах встретиться с ним, демоница отвернулась, а на лицах остальных мелькнула тень.
— Видишь эти символы, малыш? – Она поднесла подвеску к его лицу. На кристалле были выгравированы руны на эредане. – Это слова любви и пожелание вечного покоя. Маленький паразит, этот мелкий вредитель, которого ты называешь прадедом, грабил наши могилы.
Откровение ударило парня под дых. Нет, ему было мало дела до древних могил и того, что с ними делал прадед. Но вот простой факт, что у его пленительниц могли быть счёты к его семье, заставлял кровь стынуть в жилах – да его теперь точно замучают!
— А эт зашквар, нна! – Вклинилась Оторва. – Не по понятиям нихуя кладбон обносить. Таким ток совсем обсосы говноголовые маются, с грабками из жопы. Ау-ау-ау-ау! Кхххх!...
Глаза жрицы сверкнули, и воздух засиял вокруг головы воровки. Вопреки всем представлениям юного волшебника о светлой магии, сияние сомкнулось вокруг шеи худенькой дренейки. Сквозь него было хорошо видно, как вжалась её кожа.
Впрочем, реакция лиловенькой была далека от обиды или страха. Она кривилась секунду, другую – а затем с лицом полного блаженства вывалила язык и, привстав на кончиках копыт, принялась долбить воздух, яростно надрачивая свой конский член.
Катастрофа случилась прежде, чем остальные спохватились и успели прикрыть тарелку с закусками – со сдавленным сладострастным стоном Оторва разрядилась. Описав крутую дугу, длинная белая струя прилетела точно в недоеденный сыр с мясом, накрыв их точно моток верёвки – и лишь после растеклась, столь густым было семя. Берегла себя воровка, к гостинам готовилась!
Реакции подруг разнились: от осклабившейся Кальдеры и пожавшей плечами Стимулы до Мирры, что улыбнулась уголками губ и убрала заклинание, и Изоры... Которая так оскалилась со злости, что заткнула бы за пояс даже свою краснокожую подругу. Замаранная тарелка испарилась вместе с содержимым в ослепительно белой вспышке, стоило ей выбросить палец навстречу беспорядку.