поднимать ото сна чудовище. Мерильда встала с кровати, а ему, несмотря на дискомфорт, пришлось стоять на коленях прямо на голом полу, пока он заглатывал её головку. Минет оказался сложным занятием для новичка, и где-то ещё жива была на краю сознания неприятная мысль, что он вообще не собирался становиться в этом деле экспертом... но Макс просто продолжал облизывать её головку, при этом массируя собственный член в такт минестрациям.
Он кончил первым. Запах, взгляд девушки, когда он смотрел на неё вверх, а она улыбалась ему вниз, её грудь, которую он мял в одной руке, — всё это было уже невозможно стерпеть, после того, как его дважды за вечер отымели взад. Когда он залил собственной спермой пол, ему показалось, что он расписался в контракте с дьяволом и отдал ему душу в рабство, и не совсем было ясно, что же он получал взамен, если вообще хоть что-то.
Но это был не конец. Ему пришлось глотать член и давиться ещё долго, а дальше Мерильда захотела ещё заход. Она не смогла остановить себя прежде, чем в комнату вошли вернувшиеся домой родители.
Во время скандала Макс кое-как, не застёгивая, натягивал на себя рубашку и штаны, и ему пришлось униженно выбежать с курткой в руках под мелкий дожик, чтобы не попасть под руку разгневанной четы.
Когда он добрался до общежития, разумеется, давно был отбой. Он долго звонил, пока его не встретила в дверях злая дама на проходной, отчитывая том, что она не должна никого пускать в такой поздний час. Он добрался до комнаты и упал на кровать, разбитый, но слишком, слишком ещё трезвый. Ему хотелось напиться в хлам после такой бурной ночки.
Зажужжал в кармане телефон. Он посмотрел на экран. Это было сообщение от Мерильды.
Она отправила фото оставшегося презерватива с нарисованным маркером сердечком, внутрь которого было вписано его имя: «Для Макса».
***
Следующие три недели у меня в ВУЗе превратились в странную игру, очень похожую на охоту на зайца.
Её суть заключалась в том, что каждый раз, когда Мерильде удавалось встретиться со мной вживую, у нас был секс. Начиналось всё очень мило и дружелюбно, но заканчивалось — либо в туалете, либо в пустом классе, либо в какой-то подворотне, стоя со спущенными штанами.
За всё это время понятие «секс» включало «вагинальный» от силы раз, пока я ещё не был готов принимать его внутрь опять.
Дальше я тоже не был готов, но у Мерильды мнение на этот счёт оказалось иным.
Я научился врать и изворачиваться. Писал ей, что буду в одном корпусе, а сам бежал в другой.
Я исполнил давнее намерение научиться готовить обеды дома, чтобы не появляться в столовой, где был лёгкой добычей. Однако Мерильда всё равно умудрялась встретить меня на выходе из аудиторий или университета. Она знала, что я лгал ей, но это её не обижало. Она приняла условия странной игры и побеждала в ней снова и снова.
Мне пришлось научиться делать минет. Дошло до того, что я не выходил из дома без влажных салфеток — не для рук, для члена. Просто потому, что не знал, чем обернётся новый день.
Это были странные отношения. Мы переписывались на вполне обычные темы по телефону, и Мерильда доказывала мне, что она никакая не извращенка. Она обычная девушка с необычными потребностями. Однако слишком часто моё отверстие сзади выполняло роль приёмника этих потребностей.
Она любила жёстко. Она любила по-собачьи, когда её член мог зайти как можно глубже. Иногда у неё не было презерватива. И я даже не пытался покупать их сам, потому что 30 сантиметров плоти и крови
Гордость, предубеждение и футанари. 11