— Ты брезгуешь нашим гостеприимством? — Я понял причину. — Вот основная причина того, что ты до сих пор целка! Ты брезгуешь поцелуев, касаний чужим человеком твоего тела.
— И правда, Вера, не хорошо пренебрегать нами. Сейчас Паша зайдёт в баню, хорошо там всё отмоет от волос и пены. Обдаст кипятком полки.
— Зинаида Макаровна, меня воротит от мысли что кто-то сидел до меня голым на том месте.
— А когда ты последний раз сдавала кал на яйца глистов и аскарид? — Даже я вытаращил глаза от, казалось бы, неуместного вопроса.
— Наверное только когда в школу поступала. А причём это тут?
— Три признака, что в тебе живёт червь, на лицо. Подожди... Первое — худоба. Второе — много ешь, но не поправляешься. Третье — ты брезглива. А это подчинение разума воле червя, который не хочет, чтобы твоё тело занял другой паразит.
Не успела мама договорить, как Вера рванула во двор. Я за ней. Её не хило полоскало. Минут пять она стояла, согнувшись в животе. Я принёс ей ковш воды, она ополоснула рот, лицо.
И только вскормленный нравоучениями мамы такт, не позволяет сравнить лицо человека с мордой животного. Поэтому остановлюсь всё-таки на лице. Оно у Веры стало пятнистым — от бордового, до зелёного. Раскрасневшиеся глаза лили слёзы. Я придержал её за тонкую талию, повёл в дом.
— Что же теперь делать? — Даже колокольчик охрип.
— Сейчас Паша пойдёт в баню, помоет всё. Я приготовлю тебе отвар. Ужасно горький, но за один приём он вынудит червя выйти из твоего кишечника. Уже к утру ты избавишься от паразита.
— А если я в бане упаду в обморок?
— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
— Да-а-а.
— Ещё одно условие. По нужде в биотуалет не ходи. Пересиль себя, но сходи в нужник. В том двору, кстати, он в приличном состоянии. О, и папа с Никой вышли. Паша, вперёд. Помой там хорошенько.
Я пошёл в баню, пока мыл тазы, ополаскивал кипятком полки, размышлял. Похоже Зинуля затеяла какую-то афёру. Насколько я знаком с паразитами человека, ещё ни один не подходил к третьему признаку — подавляет волю хозяина. Из этого следует вывод — таким образом мама сама начала властвовать над девушкой, и заставляет её посетить баню. А там и до более серьёзных вещей дойдёт. Одна из которых — дефлорация моим пенисом. И как продолжение — лесбийский секс.
Лингам, дробью по пустому тазу, пропел оду Зиночке.
Вера.
Это что же, я получается такой же тёмный лес, как и Ника? Как можно не знать о подобном? Брр! Какая-то тварь уже много лет живёт во мне. Поэтому я такой дрыщь. Заматериться и то не могу.
Зина принялась делать отвар из каких-то трав. Пахнет омерзительно. А его надо выпить. Фу, гадость! Но я хочу изгнать червя из кишечника. Я выпью. Всё, что скажет эта умная женщина, сделаю. Кушать, правда хочется. Ну, конечно, всё вырыгала.
Я пошла в баню, посмотреть, как там красавчик Норман. В открытую дверь я увидела, что он добросовестно омывает деревяшки, тазики.
Я закрыла дверь, сходила за своим чистым бельём и платьем. Курточка моя пригодилась, накину её, после бани.
Вышла женщина, поставила ковш остывать. Обаятельная и волевая. Вот такую бы в жёны отцу, матерью мне и Нике.
— Вера, зайди пока в дом. Прохладно стало. — Я пошла вслед за той, кого хочу считать своей мамой или хотя бы старшей подругой, советчицей. — Не плачь, девочка. Мы эту гадость одним движением выпроводим из тебя. За неделю отъешь бока.
"Любовь за запреткой" ч 10 