— Он сказал: Из инженера можно сделать политработника, а вот наоборот вряд ли...
Берия рассмеялся и дружески потрепал по плечу адмирала.
— А ведь он правильно сказал. Хорошо, что говоришь правду. Мой тебе совет. У тебя будет долгий путь в службе во славу нашей Родины. Оставайся всегда таким, как сейчас. Всегда говори только правду. Согласен?
— Так точно! — прищелкнул каблуками Зуев.
— А теперь иди. Спасибо, что правду сказал, — Берия пожал Зуеву руку и отпустил...
Потом в кулуарах долго говорили, что Лаврентий Павлович остался доволен нашим адмиралом за то, что его воспитанники правду говорят...
Этот случай остался в памяти будущего офицера на всю жизнь и стал его кредо. За правду его любили подчиненные, уважали, но не любили начальники, так как правда зачастую глаз колет. Порой его старались просто не замечать в противовес тому, как это сделал Лаврентий Павлович Берия, светлый образ которого навсегда остался в душе будущего офицера, несмотря на всю ту грязь, что потом наворотил на него Хрущев. Но и как все люди Зуев не был идеалом. Он никогда некому не говорил о своих сексуальных отношениях. Тут он был тверд, считая, что никто не вправе вмешиваться в его интимную жизнь, о которой он никогда и никому не говорил правды, и если ему кто-то намекал об этом, хранил молчание, как партизан на допросе. Строя планы насчет переезда на новую квартиру, Зуев и слова не сказал, что на их площадке на втором этаже, дверью напротив жил начальник технического склада капитан третьего ранга Воротынский со своей вертушкой-хохотушкой Шурочкой. Это была слегка располневшая женщина, татарочка с округлым лицом, слегка раскосыми глазами и губами полными, растянутыми чуть ли не от уха до уха. Шурочка была само очарование. Едва заговорив с совсем незнакомым ей человеком, не взирая на его возраст, Шурочка тут же переходила на ты, делая слушателя чуть ли не своим родственником. У нее была пышная грудь, упругие очень красивые ягодицы, а спереди, чуть ниже пупка угадывались очертания дороги в «рай». При разговоре Шурочка иногда поглаживала ладошкой эту дорожку, словно приглашала слушателя самому проверить ее дорожку. Разговаривая с ней, у женщин пробуждалось смутное желание тут же снять трусы, а у мужиков так торчал «Перчик» из штанов, словно его давно пригласили отведать этот слегка переспелый давно не запретный плод. Ее частые хи-хи и ха-ха придавали общению с ней веселую интимную обстановку и если кто-то из мужиков тут же шептал ей на ушко, что он хочет, та делала круглые глаза и захлебываясь смехом, отвечала: Надо же. А я давно хочу... Запущенную мужскую ладонь в свои трусики Шурочка сильно прижимала к своему лобку, направляя ее в нужном направлении и томно закатив глаза, шептала прямо в губы нахала: «Ах! Я кончила... !». В таком состоянии оттрахать Шурочку не смог бы разве что только ленивый. Шурочка тут же поворачиваясь задом, наклонялась, задрав подол и хватаясь руками за дверную ручку своей квартиры, шептала; «Только быстро. Скоро моя радость на обед припрется... «. Шурочка любила такие моменты, называя их «дыханием жизни», что давало ей очередную тему пошептаться с любимой подружкой. Когда она узнала, что в гарнизоне появилась молоденькая женщина намного красивее ее, Шурочка дала себе слово завоевать ее, сделать из нее свою любовницу и заместителем по своим сексуальным похождениям. Шурочка на пять лет была старше Людмилы, и это давало ей право чувствовать себя сюзереном. Вот и сегодня, не успела чета Зуевых перешагнуть порог своей квартиры, как тут же нарисовалась Шурочка в своем модном халате,
Сестра моей жены 