«Максимум двадцать два»,- ответила она сама на свой вопрос. «Я в два раза старше тебя, в мамы тебе гожусь»,- посуровела она лицом и задеревенела телом.Между тем вокально-инструментальная исповедь прелюбодея подошла к концу . Маревская отстранилась от партнёра и посмотрела на него стеклянными глазами. «Что-то не так?»- спросил молодой человек, словно наткнувшись с разбегу на ледяную стену. «Отведите меня к нашему столику, Саша! Большое начальство, как и маленьких детей, нельзя надолго оставлять без присмотра ». Шеф сидел надутый, перед ним выстроилась игрушечная шеренга из пустых пятидесятиграммовых стопочек. Елена опустилась в своё кресло, Александра к столу не пригласила, и он, почувствовав произошедшую в ней перемену, не посмел плюхнуться рядом, как давеча, и, кивнув как бы всем и никому, удалился. Шеф молча уткнулся в тарелку. Маревская тоже молчала, настроение было паршивым. «Ну вот, голубушка, и первые звоночки от климакса. Лабильная психика, резкие перепады настроения, беспричинная грусть. Ты ещё заплачь для полноты картины..»,- снова загундел в голове ехидный внутренний голос. «Заткнись, скотина! Какой климакс?! Мне всего сорок три! До «бабы-ягодки» целых два года ещё»,- прикрикнула на поганца Елена Борисовна. И, внезапно разозлившись на себя и на весь мир, решительно встала: «Я пошла. Голова болит. Спать хочу»,- пролаяла она простыми нераспространёнными предложениями на языке расстрельных команд. Карл Валльнер, уроженец города Линца, услышав родные интонации, вскочил из-за стола: «Я провожу». «Только попробуй»,- снова по-русски ответила ему Елена. «Was, bitte?»- переспросил шеф. «Оставайтесь, посидите ещё, я действительно очень устала»,- Елена улыбнулась начальнику и направилась к выходу. «Я не прощаюсь»,- пообещал шеф.***Приняв душ и намазав лицо толстым слоем питательного крема, Маревкая готовилась упасть в объятия Морфея на широкой двуспальной кровати своего номера-люкс. Со словами «А пошли вы все на хер!» она свернулась калачиком под толстым одеялом и провалилась в приятную полудрёму. Ей виделась она сама, молодая, лет этак двадцати. Будто сидит она на экзамене по истории языка и никак не может перевести текст, написанный на древнем лангобардском языке, но почему-то арабской вязью. Сидит одна в актовом зале, когда как вся группа давно отстрелявшись, ушла дружными рядами в студенческое кафе «Лингва» и квасит там компот из сухофруктов с молочными коржиками по 10 копеек. «Ну, что же Вы, Маревская, не можете выполнить элементарный перевод. Что-то вы совсем, голубушка, ку-ку!»- промолвил явившийся ночным кошмаром профессор Лурье и постучал себя костяшками пальцев по веснушчатому лбу, почему- то в ритме матросского танца «Яблочко». «Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук, тук-тук!»- раздался повторный стук, и Елена проснулась. Стучали в дверь. «Ах ты, старых хрен! Ну, я тебе сейчас устрою ночь любви со следами насилия на лице!»- взвилась с кровати Елена Борисовна, уверенная, что это любострастный шеф ломится к ней среди ночи, и рывком распахнула дверь. На пороге стоял Саша. Он шагнул к Маревской и молча прижал её к себе. Елена упёрлась кулаками ему в грудь: «Какого!…» Но Александр закрыл ей рот ладонью: «Молчи! Только не надо ничего говорить!» Елена попыталась удержать расползавшуюся по плечам батистовую сорочку, тогда Саша рывком сорвал её и бросил на пол. «Интересные дела!»- успела подумать Елена, когда молодой человек поднял её на руки и понёс к кровати. Зачарованная стремительным натиском Маревская утратила здравый смысл и всякую волю к сопротивлению. Она обнимала своего партнёра руками и ногами, впивалась в его спину ногтями и совершенно не осознавала глубину своего падения. Ей было хорошо, очень хорошо, как никогда за всю её женскую жизнь. Ей снова было двадцать, и она любила,
Подруги из группы