Сентябрь 1987 года в этом городишке был холодным, с резким ветром, что гнал по асфальту жёлтые листья и редкие окурки. Женя, худенький парень с короткой стрижкой и вечно краснеющими ушами, стоял у подъезда старого кирпичного дома, сжимая в руках потёртый чемодан. За спиной висел рюкзак, набитый учебниками, свитерами и банками тушёнки, которые мама собрала с особым тщанием. Он поступил в радиотехнический техникум — мечта родителей, простых заводских из далёкого посёлка. Но общежитие оказалось переполненным, мест не хватило даже для половины первокурсников, и теперь семья искала хоть какой-то угол.
Два дня они мотались по городу: обзванивали номера из "Вечернего вестника", стучались в коммуналки, где в коридорах воняло перегаром и кислыми щами, и осматривали комнаты, которые стоили больше, чем отец зарабатывал за месяц. Наконец, у автобусной остановки мама заметила объявление, приклеенное к столбу скотчем: "Сдаю комнату в однокомнатной квартире, недорого, только для студента. Порядок обязателен. Звонить после 18:00." Вечером отец, встав в очередь к таксофону, набрал номер, и через полчаса они уже поднимались по скрипучей лестнице на первый этаж.
Дверь открыла Галина Ивановна — полная женщина лет шестидесяти семи с добрым, чуть усталым лицом. Её седые волосы были стянуты в низкий пучок, а на плечах лежала застиранная кофта крупной вязки. Фигура у неё была внушительная: огромная дряблая грудь колыхалась под цветастым платьем, а задница, обтянутая тканью, казалась такой же тяжёлой и массивной. Но глаза — тёплые, карие, с мелкими морщинками — сразу располагали к себе. Она окинула гостей взглядом, словно прикидывая, стоит ли пускать, и махнула рукой:
— Заходите, чего в дверях топтаться.
Квартира была тесной, но чистой. В единственной комнате пахло нафталином, старыми книгами и чем-то сладковатым — может, вареньем, что стояло в банках на подоконнике. У стены приткнулся полуторный диван с выцветшей обивкой и продавленным сиденьем, рядом — шаткий стол с клеёнкой, а в углу — раскладушка, аккуратно застеленная серым одеялом с торчащими нитками. Из радиоприёмника "Вега" на подоконнике тихо бубнил голос диктора про планы пятилетки. На кухне гудела газовая плита, а в ванной виднелась облупленная эмалированная ванна с ржавыми потёками.
— Вот моё хозяйство, — начала Галина Ивановна, уперев руки в бока. — Комната одна, так что жить будем вместе. Мне — диван, парню — раскладушка. Места немного, но для одного студента хватит. До техникума близко, минут десять пешком.
Мама, невысокая женщина в платке и с сумкой через плечо, кашлянула и посмотрела на отца. Тот, в кепке и пиджаке с протёртыми локтями, шагнул вперёд, потирая ладони.
— А сколько вы за это хотите? — спросил он, стараясь говорить уверенно.
— Тридцать рублей в месяц, — ответила Галина Ивановна, скрестив руки на груди так, что платье натянулось. — Дешевле не найдёте. Но у меня условия: никаких гостей, ни друзей, ни девок этих ваших. Пить-гулять не позволю, домой чтоб не позже девяти вечера. Мне шум не нужен, я человек старый, привыкла к порядку.
Женя стоял у порога, пунцовый от смущения, и смотрел на потёртый линолеум. Спать в одной комнате с чужой бабушкой? Он даже представить не мог, как это будет: скрип раскладушки, её дыхание за ширмой… Но жаловаться было некому, и он молчал, теребя ремешок рюкзака.
— Тридцать — это нормально, — кивнул отец, прикидывая в уме. — А готовить как? Стирать? Он у нас робкий, сам себе кашу толком не сварит, а учиться надо много.
Галина Ивановна смягчилась, уголки её губ дрогнули в улыбке. Она посмотрела на Женю, потом перевела взгляд на родителей.
Олежек и две его сучки