головку в рот, не сводя с меня глаз. Моя грудь поднималась и опускалась. Мой пресс делал то же самое, и мама провела другой рукой по моему животу и по груди, прикасаясь к моему телу так, как мать не должна прикасаться к своему сыну.
— Да, - простонал я, - Да, черт возьми, мам. У тебя... ммм... такой чертовски горячий ротик.
Я запустил руки в ее волосы, удерживая ее, пока она покачивала головой вверх-вниз на моем члене. Она облизывала мой кончик. Ее язык кружил над ним и под ним, образуя теплый круг влажной плоти. Она скользнула ртом вниз по моему стволу и провела языком по нижней губе, продолжая ласкать его.
— О, черт, - простонал я. - Боже, ты чертовски хороша в этом.
— Хороша в чем? – спросила мама, но с набитым ртом. Слова выходили толстые и корявые и чертовски сексуально.
— Ты хорошая хуесоска, - прошептал я.
Мама залилась смехом. Она опустила глаза и закачала головой взад-вперед, быстро-быстро трахая мой член ртом. От каждого прикосновения ее губ у меня по спине пробегали мурашки, в то время как округлость ее щек стягивала мне поясницу, а трепещущий вход в ее горло придавал моей головке влажную мягкость.
Я не хотел кончать маме в рот, но я мог бы это сделать. Она была так чертовски хороша в облизывании члена, что мои яйца хотели взорваться. Было что-то напряженное и декадентское в том, чтобы смотреть в глаза женщине, которая родила меня, когда она поглощала мое мясо - мясо, которое никогда не предназначалось для женщин моей семьи: мамы, Дианы и…
Я оторвал голову матери от своего члена, продолжая держать ее за волосы, и скользнул ей за спину, не давая подняться с колен. Мамина слюна покрыла мой член, и вода брызнула ей на спину, когда я опустил ее голову вниз, заставив ее опереться на руки, приподняв попку и опустив голову, выгнув спину и широко разведя колени. Ее сладкая киска свисала между бедер в мягком, блестящем гамаке из изгибающейся плоти киски. Я обхватил свой член у основания, выпрямил свой твердый, как сталь, стержень и направил свой ракетообразный набалдашник на пухлые губы моей матери, не потрудившись разогреть ее. В этом не было необходимости. Она была мягкой и скользкой, как разогретое сливочное масло.
— Ух ты, - проворчала мама, когда моя головка раздвинула ее розовые стенки. Ее скользкие губки раздвинулись от сильного трения, в то время как соки из ее киски добавляли скользкости моему покрытому слюной члену.
— Мама, - вздохнул я. - Почему ты становишься такой влажной для меня?
Горловой, невероятный стон сорвался с губ моей матери, когда мой член заполнил ее киску.
Мамины розовые стенки набухли на моем члене, и давление доставляло удовольствие моему пульсирующему члену. Я выходил и входил. Ее половые губки преследовали меня, когда я прижимался бедрами к упругой заднице моей матери, и мой член шлепал ее по клитору с каждым толчком.
— Черт, малыш, - захныкала мама. - Да пошло оно все, малыш. Трахни эту киску! О, хорошенько трахни ее, Тимми!
Я высвободился из ее хватки и снова вошел в нее. Мой член растягивал ее внутренности, освобождая место для своей толщины. Я отпустил ее волосы и схватил за бедра, удерживая ее на месте, пока я трахал ее киску сзади. Я стоял на правом колене, отведя ногу назад, одновременно поднимая левое колено, упираясь ступней в пол ванны и поворачивая бедра так, чтобы как можно глубже вжать свой член в мамину киску.
Мы предполагаем, а Бог располагает