ещё тёплый, висел на крюках. Мне кажется, что мои руки и волосы пахнут кровью, в ушах стоит его предсмертный хрип и звук удара его отрубленный головы о каменный пол. Максим каждую ночь приходит ко мне, садится на кровать и смотрит мне прямо в глаза. Я пытаюсь с ним говорить, но он молчит. С первыми лучами солнца он исчезает и ночью приходит вновь. У меня не перестаёт ныть сердце, и я схожу с ума от того, что я натворила. Я не хочу жить.
Юлия первый раз увидела, как Натали, не знающая жалости Натали, взахлёб зарыдала, превратившись в обыкновенную, убитую горем, раздавленную женщину. Её плечи содрогались, а слёзы текли по распухшему, покрасневшему носику, щекам, капая со ставшего мягким, дрожащего подбородка.
Несколько успокоившись, ещё всхлипывая, она продолжила:
— Я ездила в Окленд, в наркологическую клинику. Там договорилась о твоём лечении. Сегодня, после завтрака, ты сядешь в машину и уедешь на аэродром, который в 60 километрах отсюда. Оттуда частный самолёт доставит тебя в Окленд, где тебя встретит Том. Он всё устроит. Это мой человек. Через месяц ты выйдешь оттуда и улетишь в Москву. Том в аэропорту Окленда отдаст тебе ключи от машины Максима и деньги. Ты начнёшь новую жизнь. Меня уже не будет здесь. Он отдаст тебе все документы на виллу. С завтрашнего дня она будет передана в управление компании, которая позаботится о том, чтобы в твоё отсутствие на вилле было всё так же, как сейчас. Дай слово мне, что будешь приезжать и ухаживать за могилой Макса. Всё это будет теперь твоим. Тогда, когда я вонзила в него нож, Макс был ещё жив. Он прошептал мне, захлёбываясь в крови: Не тронь её. Об этом он напоминает мне каждую ночь. Ему ты обязана жизнью, помни это...
*****************************************
Натали обошла опустевшую виллу. Взглянула на домик прислуги, где жили карлики, обернулась на вольер с тремя доберманами. Те смотрели на неё чёрными злыми глазами, подняв уши, скалясь друг на друга. Она уже неделю не кормила их сырым мясом, изредка бросая объедки курицы, чтоб не сдохли от голода. Взяв колокольчик со стола, подошла к вольере, отодвинула засов и позвонила в него. Оба карлика выбежали на двор, мотая своими большими головами, пытаясь понять, где хозяйка. Натали приоткрыла дверцу вольеры, дав команду собакам.
Она холодно наблюдала, как беспомощно пыталась отбиться от здоровенных, голодных, натасканных на человека псов, эта пара уродов, как истошно они орали, когда псы рвали им горло, как жадно отрывали собаки сладкое человечье мясо.
Через четверть часа от карликов остались одни кровавые лужи с разбросанными, обгрызенными, вонючими останками и изуродованными до неузнаваемости головами. Собаки лежали рядом, посматривая на хозяйку и облизывая окровавленные морды. Загнав в вольер собак, Натали пошла в дом, взяла бумагу с ручкой и что-то стала писать. Закончив, положила ручку на стол, прижав бумагу блестящим стальным предметом и вышла.
Она вдыхала морской воздух стоя у обрыва и созерцая закат. Постояв немного, с висящими, как плети руками, подошла к могиле Максима, бессильно опустилась на колени и было видно, как в рыданиях содрогается её тело. Солнце уже заходило за океанский горизонт, надвигалась ночь.
Натали вернулась в дом, достала из скрытого в стене шкафа, тот самурайский меч, которым Максу, по её велению отсекли голову, встала на колени на всё там же лежащую шкуру белого медведя, вынула меч из ножен, с отрешённым видом нацелила его в область между грудью и животом, выдохнула воздух и сильно вонзила его. Рот её приоткрылся, глаза смотрели куда-то вдаль. Она медленно, с силой нажала сильнее,
Человеческое кресло часть 4 