к лицу, и как раз собирается с мыслями, чтобы выплюнуть особенно колкую и обидную фразу, как вдруг Ибо вскидывает взгляд, словно что-то для себя решив, и тянется навстречу. Тянется, облизывая свои блядские пухлые губы, которые так сказочно могут обхватывать член, когда их владелец стоит на коленях. Губы, которые он закусывает, чтобы сдержать рвущиеся стоны, когда член входит в его задницу особенно глубоко, которые распахиваются в немом крике, когда он содрогается от оргазма в чужих руках... Губы, которые снились блондину не один раз в кошмарах, от которых он просыпался в холодном поту, от которых хотелось кричать... Кричать: – Я НЕ ПЕДИК! – орёт блондин во всю силу лёгких, отталкивает Ибо, судорожно на бегу поправляя одежду, и вылетает за дверь. Он несётся по улице, не разбирая дороги, чувствуя, как по лицу градом катятся слёзы. Его колотит от рыданий. Он не плакал... он даже не помнит, когда последний раз плакал, потому что, как говорит отец, «настоящие мужчины не плачут». Плачут только пидоры. «Пидор, пидор... Чёртов пидор...», – бормочет, сглатывая слёзы, блондин, забившись в угол у себя в комнате, заперев дверь и выключив свет, чтобы никто не видел его позора. Даже он сам. Идти в школу он отказывается.
***
В школе потом целую неделю ходят слухи о том, что произошёл какой-то конфликт то ли с участием самого блондина, то ли его родителей, то ли что-то ещё, и того переводят в другую школу прямо посреди учебного года. А Ибо уезжает в Корею. И больше они не видятся.
Наша история, моими глазами?