меня! Как бы я ни был скромен, я это сделал. Они заставили меня, Дейдр. Вначале они...
— Тише! Я не хочу этого знать. Отныне послушание — закон для тебя. Повинуйся мне и обеим девушкам, и все последует вслед за этим.
Я никогда не пойму, почему я произнесла последнюю фразу, кроме того, что это, казалось, наложило печать на его странное и трусливое отношение. Возможно, я думала, что он сурово отнесется к ним, и хотела добиться от него тем самым компенсации, хотя и не могу себе этого представить.
— Я буду, буду, буду повиноваться вам всем! — таков был его крик, а потом он кончил и выплеснул все свое изобилие глубоко в мою щелку, и я всеми силами втягивала это своими любовными губками, пока все не закончилось и не исчезли последние жемчужины.
Но сегодня — ах! — папа Дейзи попросил меня показать ему окрестности. Чувствуя себя не без основания очень увлеченной им, я показала ему кустарники, лужайки, цветник, а затем, как бы в едином порыве, мы направились к беседке. Дверь закрылась, и я ощутила всю легкомысленность своего поступка, но уже было слишком поздно — его руки, обвившие меня, были сильны, а губы — жаркими.
— Сэр! После столь краткого знакомства? — улыбнулась я.
— Ну, учитывая, что оно может оказаться продолжительным... — рассмеялся он и медленно повел меня к ожидающей нас кушетке, без лишних слов подхватил мое платье и восхитительно пощекотал меня между ног.
— Девочки! Помни, они могут зайти! Даже Филипп может, — выдохнула я. Когда мы улеглись, его твердый член коснулся моих нижних полушарий. Я повернула свою руку и ощупала его длину и обхват, и пока разговаривала, мои пальцы искали его пуговицы.
— Я послал их к нему в кабинет, чтобы они поговорили с ним, и велел им развлекаться, моя дорогая. И у меня такое чувство, что это может занять некоторое время.
— Роджер! Что ты имеешь в виду? — ахнула я, но все же невольно рассмеялась и выгнула спину, чтобы он освободил меня от панталон. Мне пришел на ум Филипп, лежащий совершенно неподвижно со своим членом в моем гнездышке и повторяющий: «Я буду, буду, буду!»
Черт меня побери, — я опять пропадаю, я не должна больше писать, не должна больше писать. Теперь это дом, полный тайн.
Вмешательство жены 