Что это была за грудь! Две небольшие, крепкие дыньки ничуть не свисали, хотя маленькие треугольники купальника совсем ничего не поддерживали. Она была вся какая-то… сочная. Юля встала, и отвернулась к сумке, что-то доставая из нее. Я украдкой рассматривал круглую, в форме яблочка, большую попу с ямочками над ней, и почувствовал, что начал возбуждаться.
Она достала сигареты и закурила. Мне даже понравилось, что она, оказывается, курит. И то, как она курит, втягивая щеки и выпуская дым вверх, при этом, оглядывая всех через ресницы полуприкрытых глаз. В ней было что-то «шлюховатое» в этот момент.
Щелчком отправив окурок в костер, она еще раз полезла в сумку, и достала фляжку. Протянула Мише, и сказала:
— Я сейчас.
Юля пошла к воде, на ходу снимая купальник, ничуть не смущаясь, и не обращая внимания на наши взгляды.
А фляжка пошла по кругу. Я чуть не пропустил свою очередь, засмотревшись, как Юля входит в озеро, поеживаясь, и омывая себя водой. Она казалась мне тогда самой прекрасной девушкой на свете. Очнувшись, понюхал протянутую Дашей фляжку — коньяк. И отказался.
Юля вернулась довольная, и встала погреться к костру, поглаживая себя по стройному телу, и стряхивая воду с рук. Миша протянул ей фляжку.
— Вода уже прохладная, хорошо! — отхлебнув, сказала она.
Я смотрел во все глаза на ее ровно выбритый лобок, заросший светлой короткой щетинкой, небольшой мягкий животик и покатые бедра. На узкие плечи и красивую грудь с твердыми от холода сосками, как будто пытаясь запомнить на всю жизнь, и машинально прикрыл рукой член, чтобы ни кто не увидел, что со мной творится.
Даша заметила мое состояние, и, взяв меня за подбородок, развернула к себе. И прошептала:
— Глаза поломаешь.
Миша, услышав это, усмехнулся.
— Завтра рано уезжать, купальник не высохнет. — Глядя на меня, сказал он.
И обернулся к Юле:
— Не смущай молодежь!
Она и бровью не повела, только развернулась к костру спиной, и стояла, переминаясь с ноги на ногу, покачивая попой.
Закат догорел, и сразу стемнело. Я заметил, что Алёна уже положила голову на плечо прибалта, и чему-то улыбалась. А он, уже не стесняясь, обнял ее за плечи.
Ребята были, в общем-то, положительные, я даже мата от них ни разу не услышал, поэтому за сестру не беспокоился. Пусть делает, что хочет.
Миша отложил гитару и сказал:
— Так, други! Мы с Юлькой спать, завтра дорога. А кто хочет, сидите еще.
— Мы посидим, — Алёна подняла голову с плеча Эги, и посмотрела ему в глаза.
А мы решили удалиться, видя, к чему все идет.
— Только одеяло оставьте, вдруг холодно будет, — попросила Алёна.
Мы с Дашей, немного поласкались и лежали в палатке без сна. Я обнял ее, держа руку на небольшой мягкой грудке, и прокручивал в голове картинки — вот Юля у костра, подавшись вперед бедрами, двумя пальцами расправляет трусики на лобке, вот осторожно заходит в воду, курит, смеется….
— Я не обиделась. — Как будто подслушав мои мысли, не оборачиваясь, сказала Даша.
— На что?
— На то, как ты с Юли глаз не сводил. Она действительно красивая, но Алёна все равно красивее.
И тут же перевела разговор на нее:
— Как думаешь, у Алёны это серьезно?
— Не знаю, но, ребята хорошие, ничего с ней не случится.
— А пойдем ее поищем?
— Зачем?
— Ну… — замялась Даша. — Я бы посмотрела, чем они там занимаются. Ты же знаешь, я люблю наблюдать за Алёной, когда она в чате, например…. Она такая красивая!
Мы выбрались из палатки, и, прижимаясь ближе к лесу, подобрались к костру. Даша только рот раскрыла, увидев открывшуюся картину.
Бабушкино окно 