вникнуть в смысл прочитаного. — Многие летели явно без багажа, даже без ручной клади. Интересно, сколько игроков среди пассажиров?
Вроде бы всё что нужно, я сделала ещё по дороге в аэропорт: всех наших обзвонила, всем скинула реальные номера для связи. Остаётся только сидеть и ждать... Я закрыла глаза.
— Простите, Вы тоже в Канберру? — шёпотом задал идиотский вопрос немолодой сильно потеющий сосед, нахально уставившись на мою грудь.
— Да. Я — Девочка Папина! — представилась я, когда до меня дошёл смысл вопроса.
— Ого! Та самая Девочка!? Очень, очень приятно! Весьма, весьма наслышан о Ваших подвигах! Я, признаться, представлял Вас несколько другой! Я — Карандаш Бухгалтерский! — засуетился сосед, опасливо отводя взгляд от моей груди и отодвигаясь, насколько это возможно в узком кресле.
— Любите историю? Карандашей-то уж лет двести наверное как не выпускают! — спросила я. Всё равно заняться нечем, так хоть поболтать ниочём...
— Двести семнадцать! Двести семнадцать лет назад был выпущен последний грифельный карандаш! Впрочем, у меня есть немного... сотни полторы... — с затаённой гордостью ответил коллекционер и добавил, сглотнув:
— А Вы не могли бы взять меня в команду?
Я посмотрела на пассажиров: кто-то делал вид, что спит, кто-то напряжённо молчал, вжавшись в кресло, кто-то перешептывался, как и мы. Волнуются... Я тоже волнуюсь, а лететь ещё долго! Лучшее средство от всяких мыслей — это мужской язык в киске! Конечно, молоденькие мальчики мне нравятся больше, но сегодня видимо не судьба!
— Проводи меня! — не попросила, а уже приказала я, вставая. Не тот человек, что бы его просить!
Мужчинка с готовностью вылез из кресла. Пробравшись мимо пассажиров мы очутились в небольшом предбаннике, куда выходили двери туалетов. Не долго думая, я втолкнула Карандаша в приветливо мигнувшую зелёным дверь и вошла следом. Автоматическая дверь с мягким щелчком закрылась. Сначала я хотела элегантно снять платье, насколько это вообще возможно при моей фигуре, но поняла что в тесной кабинке это не получится; тем более что мы здесь вдвоём. Сложив руки крест-накрест я кое — как подняла подол, приспустила панталончики и прикрикнула:
— Долго стоять будешь!? Поцелуй-ка меня! Там! — правой рукой надавила ему на плечи, заставляя опуститься на колени. Карандаш неловко ткнулся лицом мне в промежность. Помогая себе пальцами он довольно быстро нашёл искомое. Влажный горячий язык мягко раздвинул большие губы и коснулся заветного бугорка.
— Молодец! — я раздвинула ноги, насколько это возможно.
Бухгалтерский пыхтел, стараясь; я правой рукой опёрлась на его плечо, левой ухватилась за какую-то ручку, что бы устоять на начавших дрожать ногах. Язык продолжал гулять между больших губ, то и дело касаясь разбухшего клитора. Каждое касание вызывало у меня сладкие стоны, которые я даже не пыталась сдерживать: пусть слушает, кто хочет! Хоть пассажиры, хоть автопилот. Плевать! Наслаждение накатывало волнами океанского прибоя. Его палец нырнул во влагалище и тело сразу же отозвалось крупной дрожью. Ещё несколько движений языком и пальцами — и я рухнула в полуобморочном состоянии на сидение унитаза.
— Хорошо — то как, Господи! — Больше нет тревожных мыслей, вообще никаких мыслей нет, только приятная усталость во всём теле. Смущённый и довольный Карандаш вытирает ладонью исмазанное моими выделениями лицо, не догодавшись взять салфетку.
— На, вытрись! — приподняла я ногу с болтающимися на щиколотке панталонами.
— Спасибо! — Бухгалтерский вытер лицо и теперь вертел в руках моё нижнее бельё, не зная куда его деть.
— На здоровье! Возьми себе на память, я нынче добрая! — Хороший куни пробивает меня на желание похулиганить. Не сказать, что этот куни был очень уж хорош, скорее